«Сталинские» университеты. Прима Краснодарской сцены 10 лет пела в лагерях

Певицу Белоусову знала вся страна. Если не благодаря творчеству, то уж, конечно, по портрету. Вино «Улыбка», этикеткой которому он служил, с производства сошло уже в наши дни. 

   
   

Десятилетиями тайной оставалось, что дива не окончила и средней школы, а ее «университетами» стали сталинские лагеря. Прежде чем предстать перед публикой, ей пришлось поработать и шпаклевщицей, и скотницей. В ГУЛАГ ее отправил СМЕРШ, а на сцене оперетты она выступала под прикрытием КГБ.

Любимица Исаака Дунаевского

Родилась Евгения Белоусова в простой семье. Родители были из крестьян, из деревни погнал голод, «зацепились» в городе. Женя появилась на свет в Ленинграде и была, как говорят, поцелована Богом. Танцевала и пела сначала в школьном хоре, затем выступала на подмостках районного масштаба. Была хороша собой (ее фотография украшала витрину магазина детских товаров и пропагандировала счастливое советское детство).

Евгения Белоусова. Сценический портрет. Фото: пресс-служба министерства культуры Краснодарского края

В 1939-м открылся Ленинградский Дворец пионеров, ансамблем песни и пляски там руководил сам Исаак Дунаевский, талантливейший композитор своего времени. Нотная грамота, занятия по вокалу - все было по-взрослому. Дунаевский, педагог требовательный и взыскательный, но Женю выделял (а детей для ансамбля отбирали самых талантливых). Говорил: «Эта девочка будет большой артисткой». Доверил ей солировать в песне, ставшей одним из символов советской эпохи. Марш пионеров «Эх, хорошо в стране советской жить» записали на радио, и лилась та песня из всех репродукторов.

Летом 1941-го Женя, успешно закончившая учебный год, поехала к бабушке на каникулы. Деревушка под городом Порхов в Псковской области располагалась недалеко от границы с Эстонией. Оттуда немцы и пришли. И двинулись дальше, на восток. Встретившие в Прибалтике радушный прием, душегубством не занимались. Советской власти не стало, колхоз немедленно развалился. Скотину разобрали по домам, все посеянное пропало. С брошенных полей собирали колоски, горох. Женя научилась косить, бороновать, разбрасывать навоз по полям. Жили простым товарообменом. В 1942-м поехали с мамой в Порхов на базар, и там произошла судьбоносная встреча с неким Николаем Струнниковым.

К этому времени ситуация на фронте стала меняться. Немецкая армия, вошедшая в СССР как нож в масло, забуксовала. Препятствием стало не только отчаянное сопротивление Красной Армии на передовой. Организованную силу стало проявлять партизанское движение. В отряды сбивались отбившиеся от войсковых частей военные, мужчины, не попавшие под мобилизацию. Они нуждались в связных. Лучше всех для этой роли подходили девушки и женщины. По оккупированной территории они могли передвигаться, не вызывая подозрений.

   
   

И вот на базаре к Жене подошел Струнников, командир одного из отрядов партизан. «Девочка, ты уже большая. Хочешь помочь Родине?» Она сказала: «Да». Ее потом спрашивали: не пожалела ли о своем ответе? Она отвечала: «Нет!» Для нее последствия были страшные. Зато ее «да» сохранило кому-то жизни.

Жена поневоле

Задания поначалу были несложные. Считать проходящие вагоны, подмечать, что в них. Через систему связных сведения стекались в партизанский штаб, анализировались. Принимались решения о боевых действиях. Женя подружилась с Ольгой Приеде, переводчицей и секретаршей в порховской комендатуре, узнавала важные сведения через нее.

Немцы тоже любили песни, устроили на втором этаже танцзал со сценой. И не раз Женя перед ними выступала. Хорошо пела! Но еще лучше слушала. По обрывкам фраз поняла: против партизан готовится зачистка. Шесть танков стоят буквально под парами. Сведения в отряд передавала через другую связную, 13-летнюю Верочку. Та не пришла, а немцы в маскировочные костюмы переодеваются. Побежала Женя сама. Четыре километра по снегу, потеряла валенок… Успела, 28 чьих-то сыновей, братьев, мужей ушли в соседнюю область, спаслись.

13 февраля 1944-го Женю арестовали. Отпираться было бесполезно. Выдала «подружка»-секретарша. Первый допрос проходил в той самой комендатуре, в которой Женя пела на бис. За столом полицейские, те самые, что просили исполнить на бис «Синий платочек».

В камере увидела у другой заключенной синие полоски на руках. «Что это?» - «Пытали на электрической машинке». Снова допрос, в пыточной. Александр Бошко, третий по старшенству среди руководителей Порховского филиала СД, запустил адскую машинку. Сердце девушки упало. Но полицай вдруг щелкнул тумблером и электричество выключил, а из кармана достал сверток с едой. Арестантка запала александру в душу.

Юность Евгении Белоусовой прошла в лагерях, но успех ждал ее впереди - на краснодарской сцене. Фото: пресс-служба министерства культуры Краснодарского края

Но Бошко не было в комендатуре 8 марта, в день, когда решено было «разгрузить» тюрьму. Взрывы грохотали уже на подступах к Порхову, немцы уходили. Заключенных грузили в машины, вывозили на расстрел. В последнюю затолкали и Женю. Она уже прощалась с жизнью. Как вдруг выстрелы, визг тормозов, дверь распахивается и в проеме появляется лицо Александра. Узнал, что ее увезли и погнался следом. Останавливая машину, прострелил колесо. Объясняясь с начальством, Бошко потребовал заключенную себе в жены. В Полоцк, следующий этап отступления, Женя ехала у него на коленях. «Коллеги» мужа сыпали скабрезностями по поводу «медового» месяца. «Жена» изо всех сил старалась не плакать.

«Муж» выпросил отпуск, чтобы отвезти ее к родителям в Латвию. Сели в поезд. Она бьется головой, у нее истерика. «Отпусти! Я не люблю тебя! Отпусти, не люблю!» И в какой-то момент в нем что-то надломилось. Остановились на полустанке, он приказал: «Беги! Не попадайся, а то убью!»

Пробралась на освобожденную территорию.

«Майор был честный человек, вначале посадил в тюрьму, потом выпустил со справкой: «Находится на проверке».

С ходу была принята солисткой (вместо уехавшей в Москву Гелены Великановой) в джаз-банд Эдди Рознера. Ездили с концертами, обслуживали армию Жукова. Поездки продолжались всю войну и захватили мирное время.

«Политическая» эпопея

На пороге родного дома Белоусова появилась 1 сентября 1945-го. Оказалось, мама давно уж ее оплакивает, а в Жениной комнате живет чужая женщина. Ночь пролетела в разговорах, а утром за Женей пришли из СМЕРШа. Бдительная жиличка просигнализировала о «предательнице» и «подстилке». Приговор: 15 лет каторжных работ. Москве приговор показался суровым, переквалифицировали дело по 58-й статье, скостили срок до 10 лет.

Система исправительных учреждений той эпохи славилась художественной самодеятельностью. В ИТК-1 Евгения «попала в хорошую среду», срок там отбывали известные ленинградские артисты. Однажды на концерт в колонию приехал генерал Деревянко, начальник главного управления лагерями и колониями Ленобласти. Велел перевести «эту девочку» на ИТК-2, в знаменитый ансамбль под руководством Ладной-Гутнер. Артисты были бытовыми заключенными, Белоусова - политическая, но генерал лично за нее поручился. Бытовикам доверяли. Два года, с 1947-го по 1949-й ездили по области с концертами. И только с двумя охранниками. В пути в электричку незаметно подсаживалась мама, подкармливала. «Вольница» кончилась, когда Деревянко перевели на Дальний Восток. «Сменщик» за Белоусову поручиться не захотел. В Воркуту везли в телячьем вагоне, кормили ржавой селедкой, вместо воды снег.

Прима Краснодарской оперетты. Фото: пресс-служба министерства культуры Краснодарского края

Воркутинские сотрудники ГУЛАГа всегда встречали «новое поступление». Ее выкрикнули и привели к директору местного театра. Театр в краю мерзлоты был настоящий, несмотря на то что организован был зэками. Состав подобрался звездный. Борис Мордвинов, бывший главреж Большого театра, дирижер Микошко, художник Бендель, актриса Валентина Токарская из Московского театра сатиры, Лола Добржанская, звезда мюзик-холла, Борис Дейнекин (его голос до войны будил страну «Широка страна моя родная»). Кинодраматург Алексей Каплер был при театре фотографом.

«Спойте!» И, едва Женя начала, голос из зала: «Это же Ольга!» Оказалось, ставили «Евгения Онегина». На воркутинской сцене Белоусова получила свои «университеты».

В 1951-м Сталин стал закручивать гайки. «Политические» уже не могли смешиваться с другими категориями осужденных. Артистку определили скотницей в совхоз «Сивая маска». Приходилось Жене и патологические роды у коров принимать, и трактор из полыньи вытягивать. Но что такое настоящий ад, поняла, когда перевели на лесопилку. По Печоре сплавляется лес, мужики баграми направляют бревна на металлическую ленту. Женщины, стоя на обледеневшей площадке, подхватывают их и укладывают в штабеля. Каждый день кто-то падает, ломает руки, ноги, позвоночники. И тут, в этих скотских условиях, она не переставала петь. Когда в бараке, заледеневшие, усталые и затравленные люди просили - пела для них.

Освободилась 27 января 1954 года, не досидев 4 месяца, их зачли за переработки в выходные и праздничные дни.

Судьбу решили... помидоры

В Ленинграде находиться больше недели бывшей заключенной было запрещено. Соседка косилась, часы тикали, отсчитывая время. Нужно было торопиться, устраивать свою судьбу. Ей посоветовали ехать в Москву, на актерскую ярмарку. Пришла в Госконцерт, на Неглинную, спела. Директора, приехавшие на биржу за новыми талантами, закружили словно бабочки. Самым убедительным оказался Андроник Исагулян, директор Краснодарского театра музыкальной комедии. «Слушай, девочка! Ты море видела? А помидоры по три копейки?» Помидор в своей жизни Евгения не только не пробовала, а даже и не видела. Это все и решило.

19 марта 1954 года новая солистка оперетты сошла с поезда на перрон Краснодара. Встречали ее директор и режиссер. С вокзала - на улицу Кирова, в скромный домик, где жила Мария Марковна. Билетерша театра любезно выделила молодой артистке «угол» с диванчиком. Стол был накрыт.

Ждали не только коллеги. Вызвали в управление КГБ по Краснодарскому краю.

«Мы все о вас знаем. Вам запрещено проживание ближе 100 км от населенных пунктов центрального и краевого подчинения. Но дирекция театра просила за вас. Вы им нужны. В театре о вас знает только директор. Никому не говорите о лагере. Вы приехали из Ленинграда и все. Идите. Пойте».

«Марица, я люблю!»

И она пела. И стала примой. В первых рядах на ее спектаклях первый секретарь крайкома Медунов, председатель Совнархоза края Байбаков. Он и предложил в 1960-м украсить портретом дивы этикетку нового вина. Все отлично складывалось. Кроме личной жизни. От коллег не укрылась странная взаимосвязь между артисткой и серым зданием на улице Мира. Белоусову попросту боялись. Мама сокрушалась: «Талантливая, красивая, яркая. Доченька, ну почему ты одна? Тебе ведь уже 38!»

Он подошел после спектакля, давали Имре Кальмана. Белоусова, конечно, в главной роли. Обращаясь к артистке по имени героини, он сказал: «Марица, я влюблен!» Она глянула: совсем мальчишка и шея худая. Вечером в окошко гостиницы (дело было в Сочи) застучали камешки. На тротуаре он, с букетом. И снова: «Марица! Я влюблен! Пошли в ресторан!» И она пошла. Восторженный «мальчик» оказался офицером, военным хирургом. Как человек чести, он настоял на поездке в Ленинград - просить руки невесты. Мама опешила. «А вы знаете, что она сидела? Вы же коммунист!» - «Знаю. Еще больше люблю». - «А вы знаете, что она старше вас на восемь лет?» - «А я дарю ей эти годы!»

По-справедливости

К 90-летнему юбилею (10 марта) заслуженная артистка Кубани, заслуженная артистка СССР Евгения Михайловна Белоусова готовилась с раннего утра. Придут люди, надо выглядеть. Артрит («спасибо» ГУЛАГу) почти приковал к постели. Прихорашиваться помогала Раенька - приемная дочь. Супруг умер в ноябре 2008-го. За три дня до смерти напомнил супруге про те восемь лет, что подарил ей. «Я тебя, Марица, как тогда любил, так и сейчас. Живи долго, любимая. Мы про это с НИМ договорились».

Гостей было очень много. Среди тостов был один, который провозгласила сама хозяйка: «За честь и достоинство!» Только сохранение этих качеств спасает, когда жизнь бьет и корежит. Помогает не потерять надежду на лучшее и веру в человечество. Удивительно, но Евгения Михайловна надежды и веры не теряла никогда. И даже насилие, феноменальная подлость и предательство не отняли у нее веры в то, что хороших людей больше. И справедливость - есть. Хотя иногда и запаздывает.

Долгожданная реабилитация наступила для нее в 1989-м. Прижимая к груди драгоценное письмо, она брела по улице Красной и почти не видела, куда шла. Буквально натолкнулась на человека из «серого дома». За долгие десятилетия кураторы из КГБ стали практически приятелями.

«Боря! Я реабилитирована! Здесь написано, что я ни в чем не виновата, представляешь!»

«Женя, ну неужели ты думаешь, мы в этом когда-нибудь сомневались?»