«Обед в детском саду - две ложки омлета из яичного порошка, которые глотали мгновенно. Продлевали мы его, обгрызая парафин с пустых жёлтых картонных коробок», - делится воспоминаниями о трудном детстве Владимир Маслов из Апшеронска Краснодарского края. О своей жизни в те голодные военные годы он рассказал «АиФ-Юг».
Гостинцы от зайца
«Кроме лютой ненависти к фашистам, в наших пацанских душах и детских играх в Чапаева, в красных партизан, в разведчиков, жило и неистребимое желание увидеться с отцом, воевавшем на фронте, - рассказывает Владимир Маслов. - А ещё сожаление, что пока «возрастом не вышли», а также желание помогать взрослым. И почти постоянное чувство голода.
Вся наша многочисленная семья - семь душ - жила «на плечах» дедушки Григория Семёновича Караташа, работавшего машинистом на железной дороге станции Актюбинск. Он был деловым и хозяйственным человеком, таких называют «мастерами на все руки». Сам построил приличный дом с кухней, тремя комнатами и верандой, покрыл его железной крышей, содержал хозяйство - с лошадью и коровой. Поэтому в начале войны мы не испытывали особых трудностей, но после реквизиции и введения карточной системы на хлеб стало совсем туго.
Дедушка, возвращаясь из рейсов, часто баловал нас - троих внуков (меня, Гену и Валерия) - гостинцами, как в шутку говаривал, «от зайца», встреченного им в пути. Это был замусоленный пряник, три карамельки или кристаллики сахарина, способные вызвать в нас тихий восторг.
Мне вспоминается один из тёмных осенних вечеров, когда мы с пятилетним братом Геннадием, оставшись одни, сидели зарёванные за кухонным столом, прислушиваясь к скрипу ставень и шуму ветра. Нам вдруг стало тоскливо, одиноко и страшно. Вспоминались страшные рассказы взрослых о грабежах, ворах и бандитах, которых много развелось в годы войны.
Все члены семьи во главе с дедушкой ранним воскресным утром ушли на бахчу собирать нехитрый урожай: картошку, арбузы, дыни. Путь был не близкий, да и трудно тащить и толкать телегу по песчаной дороге непросто, поэтому дело затянулось до самой полуночи.
Тогда, заглянув в кухонный шкаф, я случайно обнаружил там несколько корочек чёрного хлеба. «Ген, давай, съедим по одной», - сказал брату. Мне показалось, что эти корочки, мгновенно растворившиеся во рту, успокоили нас и обогрели, погрузив в сладкий сон. Мы ещё не знали, что скоро придётся раскаяться в этом некрасивом поступке. Позже бабушка Аня сидела на табуретке с мокрыми от слёз глазами. Оказывается, она решила на праздничный ужин приготовить картофельные котлетки, обваляв их в хлебных крошках из растолченных корочек. Пропажа была обнаружена. Эта картина постоянно стоит перед моими глазами и будоражит совесть».
На траве и макухе
«Однажды дедушка привёз нам очередной гостинец - целую жменю стручков сладкого и сочного зелёного горошка, - вспоминает Владимир Маслов. - Нам частенько приходилось есть «кашку», паслён, джиду и другие съедобные плоды растений, но сладкий зелёный горошек не шёл ни в какое сравнение. Мы обглодали стручки до самой последней жилки, но только раззадорили аппетит.
Утром следующего дня мои братишки куда-то исчезли, вероятно, убежали в железнодорожный сад, наше постоянное прибежище. Поскольку мы пропадали там целыми днями, это не вызвало беспокойства. Но проснувшись ночью от постороннего шума, я увидел мечущихся по спальне врачей. Гена лежал на спине, и из его рта выходила зелёная пена. Меня удалили из спальни, а утром стало ясно, что ребята отравились, объевшись стручками акации, растущей в саду. Гену откачали, а вот Валеру спасти не удалось.
Мимо нашего дома, по песчаной улице Водопроводной, иногда проезжал грузовик, за которым бежала ватага ребят. Из-за глубокого песка машина притормаживала, и вся стая, толкая, помогала ей с криками: «Дяденька, дай макухи, брось макухи!» Подросток, который ехал в кузове, поднимал над головой блин макухи и, размахнувшись, кидал его на дорогу. Что тут было! Диск с треском разлетался на куски, и десятки ребячьих рук пытались схватить кусок побольше, выхватывали их друг у друга в туче песка и пыли. «Счастливчики» тут же разбегались по потаённым углам и расправлялись с твёрдыми, но ещё теплыми отходами масличного производства. Это было настоящим наслаждением. Запах подсолнечного масла, вкус жмыха от семечек - всё это было настолько вкусным, что съедалось без остатка и надолго утоляло голод.
Однажды бабушка решила приготовить к празднику пшенную кашу, со свойственной ей манерой каша было помазана сверху пёрышком с маслом. Нужно ли говорить о скорости поглощения этой ложки наслаждения.
«Бабушка, ещё!» - просили мы.
«Что вы, детки, а завтра ведь снова захочется кушать», - отвечала она. Но сдавалась. Утром, едва открыв глаза, мы помчались на кухню.
«Кашу? Какую кашу? Ведь вы её ещё вчера и съели», - говорила.
Нам стало всё понятно и стыдно.
В детском саду нас кормили обедом, состоящим из двух ложек омлета, приготовленного из американского яичного порошка. Счастье было мгновенным, и мы продлевали его, обгрызая парафин с пустых картонных коробок. Жевание этой «серки» хорошо утоляло голод. С таким питанием мы были настоящими дистрофиками. Помню, как жадно я облизывал побелку с тёплой печной стены, скорее всего, из-за дефицита кальция в растущем организме.
В одну из зим мороз стоял просто дикий. Я шёл в детский сад, сохраняя тепло в вязаных варежках со сжатыми кулачками, чтобы не выпускать тепло, как учила мама. Глянул вверх и был поражён, увидев сразу три солнца. Над солнцем светились ещё два, почти соприкасаясь с основным. И все они сверкали так, что было больно смотреть на это чудо. Гораздо позднее я узнал, что это явление в морозном воздухе называется «гало».
Бабушкина затируха
«В летнюю пору дедушка строил во дворе печь с навесом, - говорит Владимир Маслов. - Бабушка Анна Антоновна на обед начинала готовить затируху. Печка топилась кизяками, и мы без напоминаний брали ведра и шли по улицам, собирая это своеобразное топливо. Стадо прогоняли по утрам, и к обеду кизяк был высушен горячим солнцем. Горел в печи он не хуже антрацита, давая много тепла, жаль, что непродолжительно. Затируху бабушка готовила быстро. Опускала ладони в яичную жижу, затем в муку и растирала всё это между ладонями над кипящей в кастрюле водой. Получалась как бы рукотворная лапша. Немного соли, остаток яиц, зелень - и самое желанное и сытное блюдо военной поры готово!
Однажды, ближе к концу войны, нас пригласили на праздник в паровозное депо, где мама работала бухгалтером. После выступлений и здравиц в честь товарища Сталина нас посадили за длинные столы, на которых каждому стоял стакан сладковатого киселя и лежал кусочек ржаного хлеба… Праздник запомнился навсегда».
