В Екатеринодар 23-летний экс-семинарист, уроженец Полтавы Симон Петлюра прибыл в 1902-м. В 20 лет он вступил в РУП (Революционную Украинскую Партию), провозглашавшую смесь националистических и социалистических лозунгов. Пению псалмов предпочитал чтение народнической и марксистской литературы. И был исключен из духовной семинарии за подстрекательство «крестьянских волнений». В Полтаве начались аресты, и, «заметая следы», Петлюра с десятком товарищей решили бежать в спокойную Черноморию. Благо в 1901 г. в Екатеринодаре появился «филиал» РУП.
Революционеров воспринимали как клоунов
На Полтавщине Кубань называли «Кавказской Украиной». Во многом потому, что говорили потомки запорожцев на ласкающей слух балачке.
Первое прибежище Петлюра и его соратник Понятенко получили в «украиноговорящей» станице Смоленской. Местный учитель Константин Бескровный (правнук атамана Кубанского войска) принял их «как родных». Он вспоминал, что в станице Петлюру до слез растрогали… песни. Молодежь на улицах и на вечеринках пела почти исключительно старинные украинские думы! (А в Полтаве тем временем чтение «Кобзаря» считалось преступлением.) Петлюра был уверен, это знамение:
«Так мы не пропадем, когда на такой Кубани, в которой Петербург проводит крупнейшие русификаторские средства, до сих пор полностью царит украинская песня!»
Вскоре Петлюра перебрался в Екатеринодар, где устроился учителем 5-го начального училища. Молодой человек был полон сил и решимости развернуть борьбу с режимом - самую беспощадную. Под «опеку» «полтавских беженцев» взяли тайные члены партии, украинофилы: Алексей Левитский (инспектор народных школ), Степан Эрастов (публицист)… К партии принадлежали (или сочувствовали ей) многие учащиеся и интеллигенты. Много их было в обществе любителей изящных искусств, в обществе приказчиков.
Но короткое знакомство с местными «коллегами» Петлюру обескуражило. Вся их «борьба» сводилась, по его мнению, к умствованиям за чашкой чая. «Штаб-квартирой» местной РУП служил… комитет народной трезвости и его безалкогольная чайная-читальня на Екатеринодарской улице. Немало неожиданностей гостю преподнес и местный уклад жизни.
В начале ХХ века столица Черномории представляла собой город пестрый, шумный и бестолковый. На центральных улицах трудно было сделать шаг, чтобы не наступить на нищего. Сотни их попрошайничали и воровали, а полицейские держались индифферентно - ибо проявлять агрессию к «страждущим» не по-людски. Законодателями городских развлечений были «уличники». Толпы парней стихийно собирались, чтобы устроить кулачный бой. Поколотив друг друга, растекались по улицам и исчезали. И с ними полиция не могла сладить, лишь смиренно писала рапорты. Так, 22 октября около часу дня на Покровской площади «собрались уличники до ста человек и произвели драку, на которую вышла посмотреть толпа мужчин, женщин и детей, запрудив улицу настолько, что ехавший на фаэтоне священник вынужден был встать и идти пешком».
С возмущением узнали «беженцы», что развлекают горожан и… революционеры! Листовки «против царя» в Екатеринодаре не воспринимались как «антихристовы послания». Обыватели весьма «уважали» социал-демократическую «Группу кубанских рабочих» - но не за идеи, а за… фантазию. Удалые подпольщики могли наклеить листовку на стенде с полицейскими объявлениями и наблюдать, как публика читает ее «легально». Бывало, листовку наклеивали… на спину прикорнувшего на посту городового.
Несчастный случай
Петлюра и товарищи тоже листовки клеили. В одном из воззваний («Солдацкая памятка») говорилось, что военная присяга не от Бога, присягать, пусть даже царю, грех. Горожане к крамоле отнеслись с любопытством, как к чему-то новому - и только. Полиция, конечно, не могла не отреагировать. Однако изобличить тайную организацию удалось случайно.
3 декабря 1902 года полицмейстер Черник с приставом Узуновым следовали по улице Полицейской (Гоголя) и в квартале между Рашпилевской и Посполитакинской (Октябрьская) наткнулись на неизвестного в бурке (земляка Петлюры Григория Ткаченко), торопливо подбиравшего рассыпавшиеся бумаги. Эрастов так описывал «инцидент»:
«Грицько нес завернутые в платок прокламации и шел мимо дома, в котором проживал полицмейстер Черник. По несчастной случайности сверток развязался, пакеты рассыпались, на это обратил внимание случайно шедший сзади полицмейстер… Начались обыски участников кружка. У Петлюры и Понятенко был найден гектограф. Понятенко был скоро выпущен. Петлюру под денежный залог «на поруки» освободили только в марте следующего года».
Исторический труд так и не написал
Симон лишился права преподавать. Но, по счастью, помимо революционной у него была еще одна страсть - к писательству. Жил на гонорары от статей. Интересуясь историей, посещал заседания «Общества любителей изучения Кубанской области». Там его заприметил известный исследователь, писатель Федор Щербина. Атаман поручил тому создать Комиссию по изучению казацких архивов и написать историю подвигов ККВ.
Щербина же пригласил Петлюру в «научный коллектив». Архив состоял из 200 тыс. папок, Петлюра набрасывался на бумаги, «как жаждущий в пустыне», и так преуспел, что Федор Андреевич предложил писать «великия книгу» вместе. В знак особого расположения в мае 1904-го пригласил на свой хутор в Джанхот.
Море, солнце, вино... беззаботная нега. Следствие же шло своим чередом, жандармы открыли новое уголовное дело, и вновь - угроза ареста. Вряд ли можно сомневаться: перспективного «коллегу» Щербина и покровительствующий ему атаман, тайный украинофил, - отстояли бы. Но тут уж самому Петлюре спокойной жизни не захотелось.
Безалкогольную чайную и разговоры «ни о чем» (пусть и с милым «шо» и «гэ») Петлюра променял на борьбу настоящую - рискованную, но осязаемую. Он бежал на Украину, и довольно скоро его имя узнала не только вся страна, но и заграница.
Смотрите также:
- Забытый классик. Как исчезнувшая рукопись Василия Мовы сама нашла книговеда →
- Завещание «казачьего діда». Исследователь о последних годах Федора Щербины →
- Как Петлюра Щербине помогал →