Сто с лишним лет назад крестьянский юноша голосом изумительной красоты и силы поразил мировых ценителей русской оперы

В истории кубанской культуры Василий Дамаев – одна из величин, что как утес возвышается над холмистой равниной. 

А воля? Достаточно поглядеть на строгие, полные достоинства лица, чтобы понять: не обделены они ни внутренней силой, ни достоинством. Вдобавок все Дамаевы были набожны и музыкальны, и потому составляли основу хора местной, тогда еще деревянной, церкви во имя Рождества Пресвятой Богородицы. 

– Их хатенка располагалась там, где в Отрадной ныне находится станичный рынок, – вспоминает Зинаида Власовна. – По праздникам под окнами собирались толпы народа – послушать, как поют Дамаевы. Да не русские и украинские песни, а православные песнопения!

При взгляде на не потерявший четкость снимок одно лицо выделяется, словно упал на него луч солнца. В руках у юноши – скрипка. 

– Василий, – кивает головой хозяйка квартиры. – А вон, на семейном портрете, и мой отец Влас. Дядя считал, что Влас одарен даже больше, чем он. Понемногу, приезжая в гости, Василий начинал с ним заниматься музыкой. Но революция смешала все надежды. А это, – она указывает на милую молодую крепкую женщину, которая, как и положено, стоит у правого плеча мужа Василия, – это и есть Ульяша.

Ромео и Джульетта из Отрадной

 Василия чаще кликали в станице Васькой-соловьем – за пристрастие к пению. 

– Бывало, выйдешь в степь, ляжешь на траву и сам пугаешься: как же звучит голос, как далеко он раздается в степи, – эти слова Василия до сих пор помнят в семье Дамаевых. 

А еще он отличался бойким нравом, физической силой, сметливостью и любознательностью. И потому учительница Татьяна Михайловна Сапежко продолжала заниматься с мальчишкой, следила за его чтением и тогда, когда он уже закончил местное 2-классное училище. Музыкальной грамоте юного тенора обучал регент местного храма, на клиросе которого Василий пел, как и все Дамаевы. Игру на скрипке он освоил самостоятельно. 

Но, видимо, Бог и природа наградили его не только музыкальными способностями, но и незаурядным характером. В 16 лет крестьянский юноша организовал в Отрадной любительский хор, который с успехом гастролировал даже по близлежащим городам – Армавиру и Майкопу. В это же время со свойственным ему жаром Василий влюбился. 

Ульяна – дочь бедной вдовы – была его ровесницей и подружкой по детским играм. В 16 она вдруг стала признанной красавицей и прославилась своим трудолюбием. От сватов отбоя не было. Но кубанский Ромео нашел выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. Василий написал письмо на имя архиерея. Местный священник, ценя талантливого певчего и уважая его семью, уговорил церковное начальство разрешить влюбленному венчаться в 17 лет, на год раньше положенного. Так началась взрослая жизнь Василия Дамаева. Один из ее моментов и запечатлен на старинном снимке.

Советы постороннего

 А потом судьба вмешалась в спокойное течение дней. Служебные дела забросили в Отрадную столичного адвоката по фамилии Гор. Наслышавшись о местном певчем, он отправился в храм. Голос изумительной красоты и силы поразил столичного меломана. 

– Вас ожидают несомненный успех и блестящая карьера на оперной сцене, – внушал он Дамаеву. – Вам следует ехать в Москву. 

Василий же пребывал в растерянности. Он весьма смутно представлял себе, каково оно – оперное искусство. Он ведь никогда не видел даже железной дороги. Но, главное, у него к тому времени подрастало трое детей. Набожные родители грозили проклятием, если он сменит «Божье дело на сатанинское». 

И все-таки поехал. Это было в 1903 году. Василию исполнилось 25 лет.

Москва таланту верит

В Москву Дамаев явился в потрепанных штанах, косоворотке и фуражке с блестящим козырьком. Как и следовало предполагать, в столице его не ждали. Дама, к которой у него было рекомендательное письмо от Гора, смутилась: она не имела никакого отношения к миру искусств и была лишь учительницей. Но, услышав пение гостя, она поверила в его талант и начала хлопотать. 

На первых же официальных прослушиваниях будущий любимец публики потерпел фиаско. Волнение сковало его до дрожи в голосе. Впрочем это было объяснимо. Накануне Дамаев был в Большом театре, где Шаляпин исполнял партию Мефистофеля в «Фаусте». Василий был потрясен: он понял, как мало он, сельский парень, знает и умеет. 

Но на следующем испытании, в музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества, Дамаев собрал все свое мужество. Он спел с листа «Вот мчится тройка удалая» и удивил всех присутствовавших столь явными способностями. Его приняли на подготовительный курс. Крупнейший в России чаеторговец и известный меценат Ушков предложил оплачивать уроки, которые вызвался давать авторитетный педагог и тенор Большого театра Успенский. Занятия сразу пошли успешно.

На подступах к сцене

Но нужда буквально брала за горло. Мысли об оставленной семье не давали покоя. 

– Вот уже три недели, как я не вижу тебя и дорогих своих деточек, – это строки письма, что долгие годы хранилось в семейном альбоме. – Как я соскучился! Не ропщи, уверен, что года через два мы будем счастливы. Профессор, который сейчас меня учит, восторгается моим голосом и говорит, что я в высшей степени понятливый…

Дамаев был человеком порядочным и ответственным. Вскоре Ушков, узнав о печали Василия, выделил ему средства, чтобы перевезти Ульяшу и детей в столицу. Но это еще больше усилило тяготы нужды. Полуголодный, не имея пяти копеек на конку, Василий расширял и расширял программу обучения, введя занятия пластикой, движением, танцем и фехтованием. 

В феврале 1904 года он был зачислен учеником Московского филармонического училища. Но прозанимался там всего один год. Для практики ему предложили участвовать в благотворительных концертах. Вскоре театральный деятель и владелец частной оперы Зимин услышал его там. 

– Вчера пробовали новичка-тенора: чудный звук и фигура хорошая. Ждем от него большого успеха, – записал Сергей Иванович в свой дневник. 

Он предложил новичку работать в своем театре с зарплатой в 50 рублей в месяц и при годичном подготовительном сроке. Это было счастье. Таких денег Дамаев отродясь не держал в руках. Подготовительный же период заключался в работе с мастерами – режиссером Олениным и дирижером Купером.

Счастливый фатум

 30 августа 1908 года артист Дамаев вышел на сцену в роли Самозванца в опере Мусоргского «Борис Годунов». Спектакль превзошел все ожидания. Критика писала о новом, глубоком и осмысленном прочтении оперы талантливой труппой Зимина. Рецензенты выделяли Дамаева, который вывел партию Самозванца, обычно почти второстепенную, – на первый план. Подчеркивали твердость, уверенность и музыкальность, с какими он исполнил свою задачу, и какие бы сделали честь и опытному артисту. И, конечно, восхищались его чудесным голосом. 

– Успех мой в Самозванце, как у публики, так и у прессы, был для меня совершеннейшим сюрпризом. Мой Дмитрий Самозванец – мой счастливый фатум, – потом признавался Дамаев. 

Перед следующим же спектаклем в кассе частной оперы Зимина было вывешено объявление об аншлаге, а среди любителей музыки стало хорошим тоном ходить «на Дамаева». 

Сергей Дягилев, вернувшись с премьеры, рассказывал: 

– Отыскал русского Туманьо. Присутствовавшие на спектакле Ф. Шаляпин и С. Рахманинов пришли в восторг от нового тенора. Шаляпин сказал: «За такого тенора в наше бестеноровое время нужно ухватиться обеими руками. Это настоящий драматический тенор с превосходной дикцией и несомненным дарованием. Дебютант еще молод и не опытен как артист. Но со временем из него выйдет большая величина».

Дягилевские сезоны

Нарушая временную последовательность, необходимо сказать, что, обратив внимание на дебютанта с необычным голосом и нестандартной судьбой, ни Дягилев, ни Шаляпин уже не выпускали его из своего поля зрения. Сейчас много пишут о дягилевских сезонах в Париже, наложивших отпечаток на мировую культуру и во многом изменивших судьбу русского искусства. Но мало кто знает, что Сергей Павлович пригласил Дамаева выступить во Франции уже через месяц после начала его артистической карьеры. 

В мае 1909 года парижские гастроли открылись оперой Римского-Корсакова «Псковитянка». Французская публика слушала ее впервые и не смогла оценить в полной мере. Ведь она была столь непохожа на произведения Верди, Гуно или Пуччини. Самое большое впечатление произвела актерская игра Шаляпина в роли Ивана Грозного. На долю Дамаева, который исполнял партию посадничьего сына Михайлы Тучи, тоже выпали аплодисменты. 

В 1913 году Дягилев вновь приглашает Василия на гастроли в Париж и Лондон. Кстати, отправился певец в Европу сразу же по возвращении из Екатеринодара, где он пел в антрепризе Лохвицкого оперы «Паяцы» и «Богема». На этот раз майский Париж встретил гастролеров куда более гостеприимно. Пропаганда русского искусства сделала свое дело.

В репертуаре были произведения отечественных композиторов: «Борис Годунов», «Хованщина» и «Псковитянка». Ставил их уже соратник и последователь Станиславского режиссер А. Санин. Оформление принадлежало выдающимся художникам К. Юону, И. Билибину, Л. Баксту и Ф. Федоровскому. В качестве партнеров Шаляпина помимо Дамаева выступали и другие известные артисты. Это был успех, вошедший в историю 20-го века. 

Но, оказалось, его превзошел триумф русского оперного сезона в Лондоне, который состоялся в июне – августе 1913 года. На одном из спектаклей побывал английский король.

– Англичане прямо сошли с ума. Они кричат «Браво!» и вызывают артистов гораздо больше и сильнее, чем даже в Москве или Петербурге. Газеты все переполнены восторженными статьями о нас, – писал в письме Федор Шаляпин. 

Внимание публики и прессы не миновало и Василия Петровича. Это было время расцвета его таланта. Именно в эти годы были сделаны и наиболее интересные граммофонные записи. В фонотеке Дамаева числилось 39 произведений; показательно, что 26 из них – отрывки из русских опер.

А всего в репертуар певца входило 32 оперных произведения, где наряду с отечественной классикой были Верди, Леонковалло, Масканьи, Сенсанс и Д`Альбер. Но ни Париж, ни Лондон, ни Европа в целом не понравились уроженцу Кубани. Уж очень он тосковал по родине. 

Отрадный уголок

– Скажу вам по секрету, – говорит мне сегодня Зинаида Власовна и с опаской косится на диктофон. – Федор Иванович Шаляпин настойчиво уговаривал дядю уехать вместе с ним после революции. Ведь их связывало многолетнее творческое содружество и сходство судеб. Но Василий Петрович был непоколебим. Мол, не могу – ностальгия замучает.

Это чувство было знакомо Дамаеву. Он и в огромной России скучал по своей малой родине. При малейшей возможности приезжал в Отрадную или в Майкоп, куда семья начала перебираться понемногу еще в годы его бытности на Кубани. Там Василий Петрович даже завел себе небольшой домик-дачу. Зинаида Власовна бережно достает из альбома еще одну фотографию. 

… Длинный стол под развесистыми деревьями. В центре – приятный интеллигентный мужчина – это сам Василий Петрович. По краям стола женщины и дети. По левую руку– явно столичная дама с детьми, приехавшая, по воспоминаниям Дамаевых, погостить. Справа – миловидная молодая женщина, неброско одетая, гладко причесанная, но отнюдь не простоватая. Только круглолицесть выдает в ней прежнюю Ульяшу. Рядом детвора – шесть мальчишек и девчонок в сопровождении няни в белоснежном фартуке.

Души глубинные основы

 Подобная благодать в этом патриархальном семействе вряд ли была бы возможна, если бы родители не простили «блудного сына». Как только Василий достиг материального благополучия и снял приличную квартиру, он уговорил отца и мать приехать в Москву. Сколько же было среди родни разговоров! Какое впечатление произвела поездка на стариков, если и сегодня, спустя столетие, помнят об этом событии их уже не молодые внуки. 

– Представляете, дают «Бориса Годунова», – рассказывает Зинаида Власовна. – В ложе бельэтажа старушка в черном платке и седобородый старик. Спектакль идет с огромным успехом. Старушка вытирает слезы. Особенно в сцене коронации Годунова, напоминающей ей большое церковное торжество. Публика долго не хотела отпускать Дамаева. Значит, опера – божеское дело, если за нее такой почет, – пришли к выводу старики. 

Но остаться пожить в Москве категорически отказались. На память Пелагея Захаровна Дамаева согласилась сфотографироваться в одном из лучших ателье на Тверской улице. Сегодня этот портрет хранится на почетном месте в домашнем музее ее внучки. 

Слава и аплодисменты не изменили личность Василия Петровича – простого и искреннего человека. Земляки по-прежнему звали его Василием. Старики же по привычке, случалось, окликали Васькой. Дома он, как и всякий профессионал, берег голос. Не пел, но принимал участие в православных службах и на Кубани, и в Москве. Не скрывал этого, как и все члены семьи, продолжавшие петь на клиросе. 

Словом, земляки считали его своим близким человеком. Долгие годы Дамаев сохранял дружбу с певцами-любителями из Майкопского музыкального кружка и даже участвовал с ними в концертах. О популярности Василия Петровича на родине до сих пор ходят легенды. Впрочем, многие из них подтверждены документально. 

– Чудный голос Дамаева собирал много публики. В нашем городе хороших певцов почти и не слышали. Красивый сильный, замечательно чистый голос артиста невольно заставил всех восхищаться. Благодарная публика наградила певца шумными овациями и вызывала бесчисленное число раз. После концерта экспансивная молодежь вынесла из театра редкого гостя на руках, – сообщала 12 июля 1910 года «Майкопская газета». 

Через год с просьбой о благотворительном концерте к Дамаеву обратился атаман Майкопского отдела Лагунов. 

В станице Гиагинской случился пожар, уничтоживший 194 дома. Дамаев не только сам откликнулся, но и привлек к выступлению в пользу погорельцев других столичных артистов. 

– Бывали и просто анекдотические случаи, – вспоминает Зинаида Власовна. – Однажды дядю разыскали артисты какой-то провинциальной антрепризы. Спектакли провалились, и они остались без средств на обратный путь. Конечно, Дамаев не остался равнодушен к беде товарищей по сцене. Была выпущена афиша и состоялся концерт. В результате незадачливая труппа покинула Кубань, нагруженная дарами и в вагоне чуть ли не первого класса. 

Словом, во всех проявлениях Василий Петрович был истинно русским человеком. Поэтому и в историю он вошел как певец-самородок, в чьем голосе и манере исполнения проявились русская душа и русская национальная стихия.

В опере Зимина

Возвращаясь к прерванной хронологии нашего рассказа, стоит отметить, что Сергей Иванович Зимин сыграл огромную роль в судьбе Василия Петровича. Он буквально распахнул перед ним двери своего театра. По контракту в первый год артисту полагалось 100 рублей, во второй – 200 рублей ежемесячно. Но на другой день после дебюта владелец оперы увеличил оклад до 300 рублей. Это был благородный жест, но отнюдь не лишенный расчета. 

Потому что еще через две недели дирекция Императорских театров предложила молодому артисту трехлетний контракт в Большом театре. Дамаев, естественно, отказался, и долгие годы сохранял благодарность и верность своему благодетелю. Столь блестящее начало артистической карьеры он объяснял заботами Зимина. 

Но многие современники певца и историки театра напоминали, что антрепренер наживал куда большие суммы, бесцеремонно эксплуатируя талант. Он поручал Дамаеву сложные, ответственные партии, зачастую – в очень плотном графике. Это не позволяло естественно развиваться певцу, не обладавшему достаточной школой, и укоротило его творческий век. 

20 опер было спето за 10 сезонов! Такая нагрузка была не под силу даже железным связкам Дамаева. К тому же артист много гастролировал, особенно после революции. 

Опера Зимина тогда была переименована в театр Московского Совета рабочих депутатов. Времена стояли трудные, а семья была большая. Постепенно уходили многочисленные сувениры и подарки богатых поклонников, преподнесенные когда-то на бенефисах певца. Василию Петровичу приходилось сочетать выступления на основной сцене с подработками в других театрах, а также с выездными спектаклями.

Сильнее войны

Артисты часто пели в нетопленных помещениях, без декораций, со случайно собранными партнерами. Но успех Дамаеву был гарантирован. Ему аплодировали, его благодарили простые люди, зачастую впервые встретившиеся с истинным искусством. И все-таки эти тяготы не могли не отразиться на его голосе. 

Заболев, он сначала перестает выходить на сцену, оставаясь художественным руководителем Московской областной передвижной оперы. Затем и вовсе переходит на работу в театральный музей имени Бахрушина. Но и перед смертью, которая настигла певца на 54-м году жизни, он продолжает мечтать об оперных подмостках. 

Как будто ставя финальную точку в биографии Дамаева, Зинаида Власовна кладет на стол последнюю фотографию. На ней – скромная похоронная процессия на московском Преображенском кладбище. Мы на минуту замолкаем. 

То, что все Дамаевы дорожат памятью о своем прославленном родственнике, – понятно. 

– Но когда вы испытали точку наивысшей гордости?

– В 1945-м в Польше, – отвечает пожилая женщина. 

Не успеваю удивиться, как замечаю приколотые на ковре 9 боевых наград. В 20 лет медсестрой она надела солдатскую форму и не снимала ее еще целый год после победных залпов. В Польше они разворачивали госпиталь. Зинаиде Власовне помогала интеллигентная дама-варшавянка. 

– Дамаева? – переспросила она, услышав, как зовут сержанта медслужбы. – Я знаю эту фамилию. 

На следующий день она принесла вырезку из газеты 30-летней давности с фотографией Шаляпина и Дамаева и рассказом об их гастролях. Значит, искусство оказалось сильнее двух мировых войн…

Наследство и наследники

Борис Иванович Дамаев, внучатый племянник певца, испытал подобный прилив гордости в Петербурге. Вернее в Ленинграде, где преподаватель режиссуры Краснодарского колледжа культуры был со своими студентами в традиционной учебной поездке. В известном тогда всем почитателям культуры букинистическом магазине Academia на самом почетном месте он увидел старинные пластинки Дамаева. На одном из них была ария Левко из «Майской ночи» Римского-Корсакова, записанная почти 100 лет назад. 

Помню, как на вечере в честь юбилея певца студенты, преподаватели, журналисты, деятели современной культуры слушали эту запись. Сквозь скрип и хрипы доносился прозрачный голос, словно возносивший нас ввысь. Вел вечер преподаватель театральных дисциплин колледжа заслуженный работник культуры Кубани Валерий Опитц. Именно он подвиг своего скромного коллегу на рассказ о Дамаеве и своих с ним родственных связях. Проникшись важностью темы, педагог ввел материалы о певце в свою учебную программу. 

– Если мы гордимся певцами Анной Нетребко и Виктором Черноморцевым, балериной Анастасией Лопаткиной, дважды лауреатом «Золотой маски» режиссером Сергеем Женовачем, дирижером Владимиром Понькиным, – считает Борис Иванович, – то необходимо чаще вспоминать и Василия Дамаева, который не только открыл череду кубанских талантов, но и первым прошел тернистый путь из провинции в столицу…

А на столе тикают золотые карманные часы. На их внутренней крышке выгравирована надпись: «Дорогому Василию Дамаеву от любящего Зимина. 20 апреля 1909 года».

Смотрите также:

• Крестьянский юноша голосом изумительной красоты и силы поразил мировых ценителей русской оперы →
• «Сталинские» университеты. Прима Краснодарской сцены 10 лет пела в лагерях →
• Малоизвестные страницы истории. Кубанский Шаляпин XX века →