Ежегодно 3 марта отмечают Всемирный день писателя. У Владимира Васильева, автора восемнадцати книг, выходивших многотысячными тиражами, к чтению отношение особое. После каждой особенно взволновавшей книги он отправлял письмо автору. И ему отвечали: Корней Чуковский, Константин Паустовский, Леонид Леонов, Ираклий Андроников, Дмитрий Лихачев, Александр Солженицын.
Конверт от «дедушки Чукоши»
Самое ценное в скромной квартире Владимира Васильева - старая папка с названием «Особо важные документы». В ней - тугой конверт с письмами великих писателей. И первое - от Корнея Чуковского. Писатель до сих пор помнит громкий крик сестры: «Володька, тебе письмо от Чуковского!»
«Я, 19-летний студент 2 курса литературного отделения историко-филологического факультета краснодарского пединститута, мирно дремлю на кушетке, - вспоминает он. - И тут голос сестры. Спросонья не пойму, о чем это она? - «Какой Чуковский?» - «А какой еще? Корней, конечно!» Когда стал открывать конверт, у меня дрожали руки, колотилось сердце».
Из-за Чуковского Владимира, между прочим, выпроводили из Пушкинской библиотеки. Молодой человек взял тогда «От 2 до 5», пошел в читальный зал. А дальше…
«Открываю книгу, начинаю улыбаться, потом смеяться, хохотать, толкать соседей и зачитывать им вслух, - вспоминает писатель. - И дежурная по залу сначала предупредила, а потом просто удалила меня из зала».
После этого происшествия Владимир Васильев и написал: «Дорогой «дедушка Чукоша» (так писателя в книге называла внучка). Как вам не стыдно писать такие веселые и заразительные книги, из-за которых я пострадал». Кроме того, Чуковский утверждал, что дактилическая рифма, в которой ударение падает на третий от конца слова слог, недоступна детям. Но молодой человек привел ему исключение, взятое из своего военного детства.
«Хлебусеньки от бабусеньки»
«В 1942 году, в оккупации, мы ели лебеду и крапиву без соли, - вспоминает Васильев. - Когда появлялся кусочек хлеба, бабушка делила его на 4 части. И я выпрашивал «хлебусеньки от бабусеньки» - тут как раз дактилическая рифма. И его эта «хлебусенька» привела в восторг».
«Дорогой Владимир (отчество, простите, не знаю), - читает ответ Чуковского Васильев. - По поводу последних изданий «От 2 до 5» я получил 578 писем, Ваше - 573-е. Мало найдется писем таких же содержательных, как Ваше. Не знаю, выйдет ли еще новое издание, но если выйдет, мне будет приятно поместить туда Ваш материал».
«Я в обмороке - какое отчество?! Меня и Владимиром-то не называют, - улыбается писатель. - Я - Володька. А дальше две строчки, которые стали эпиграфом для моей литераторской судьбы. «Не только Ваши записи заинтересовали меня. Меня заинтересовали Вы сами. И мне хотелось бы узнать о Вас возможно больше». «Вы» с большой буквы, понимаете?»
Позже Васильев сам напишет книгу «От 2 до 7», внутренне посвященную Корнею Чуковскому.
Рядом другой конверт с небольшим пакетиком земли с могил Чуковского и Бориса Пастернака.
Уроки доброты
После института Владимир Васильев работал учителем. И однажды, готовясь к уроку, прочитал рассказ Константина Паустовского «Разливы рек», который так потряс молодого педагога, что на следующий день он прочитал произведение в восьмых классах, хотя по программе была совсем другая тема. Домашним заданием было поделиться своими мыслями. Лучшие сочинения послал затем Паустовскому. Тот ответил: «Уважаемый товарищ Васильев! Из-за разъездов и огромного количества писем только что смог ознакомиться с сочинениями 8-классников. Спасибо за внимание, прошу принять наилучшие пожелания».
«Казалось бы, ничего особенного, - размышляет Владимир Васильев. - Но Паустовский учит, что подло не отвечать человеку, откликнувшемуся добром на твои строки. Все эти письма для меня - уроки доброты. Я столько ее получил в этих письмах, что сейчас отдариваюсь».
Леонид Леонов одной строкой из романа «Русский лес» - «Иди навстречу своему страху» - открыл Владимиру Васильеву глаза.
«Я родился в тюрьме, был в Гулаге, во мне жил страх, - вспоминает писатель. - Но письмо Васильеву Леонов написал по другому поводу. Молодого человека из провинции задела публицистическая статья об экологии, хотя тогда и слова такого не употребляли. Но почему же текст «О большой щепе» напечатали не в центральных газетах?»
«По поводу вашего упрека, что статью «О большой щепе» следовало бы напечатать в «Правде» или «Известиях», мне хочется сказать Вам, что не все зависит от нашего желания», - ответил Леонов.
«Только с годами начинаешь понимать, на что он намекает, - поясняет Владимир Васильев. - Он, с широким русским сердцем, стучится во все двери, всем говорит, просит, а в ответ слышит отказ. Не цензура ли это?»
И одной строкой, и несколько страниц
Молодой учитель Васильев едва сводит концы с концами. Зарплаты не хватает, тогда он идет еще читать лекции в общество «Знание». Тему можно выбирать самому, поэтому он обращается к любимому Александру Твардовскому. И поэт отвечает - на открытке с иллюстрацией из «Василия Теркина»: «Спасибо, товарищ Васильев, за ваше письмо и доброе пожелание. Желаю вам всяческих успехов и радостей за порогом учебного заведения в самой жизни».
«Он понимает, что пишет ему молодой человек, находящийся на распутье, - поясняет Васильев. - Чувствует это в письме».
А вот Ираклий Андроников откликается письмом на несколько страниц, в котором не только благодарит за внимание, но и объясняет перипетии лермонтовского текста.
В конце 90-х Владимир Васильев написал Наталье Солженицыной - публицистики ее мужа на прилавках не найти. И ему прислали книгу «Россия в обвале» с автографом писателя. Солженицын своей рукой начертал: «Читайте и давайте читать другим. Отдельные главы кто только хочет, может перепечатывать».
«В этой подписи чувствуется бывший зэк, - считает Васильев. - Он понимает, что в любой момент крышка может захлопнуться как 20 с лишним лет назад, когда Солженицын был вынужден уехать из страны. Поэтому, хоть времена и поменялись, все теперь доступно, просит - «давайте другим»».
Прозвище для классика
С живым классиком Виктором Лихоносовым Владимиру Васильеву и переписываться не надо. Хоть автор «Нашего маленького Парижа» и на год старше, но учился на том же факультете курсом младше.
«Однажды я из-за него даже пострадал, - улыбается Васильев. - Я был редактором стенгазеты, а Витюша съездил в Константиново, на родину Сергея Есенина, и написал потрясающий очерк. Фрагмент поместили в стенгазете, а Есенин тогда был под запретом, считался буржуазным поэтом. Мне устроили нагоняй за «политическую близорукость»».
Васильев признается, что придумал Лихоносову прозвище, которым пользовались многие однокурсники.
«Есть у меня такая особенность - мои дружеские прозвища идут в народ, - смеется Владимир Васильев. - Я называл друга Тюша Носов (сокращение от Витюша Лихоносов). И так его стали звать знакомые».
Когда в «Новом мире» вышел первый рассказ Виктора Лихоносова «Брянские» с предисловием Твардовского, Васильев написал другу, работавшему в школе под Анапой: «Какое чудо!» Тот пригласил в гости.
«Я тянул с командировкой два месяца, - сокрушается писатель. - И когда решился, Витя уже уехал оттуда. Это страшная неудача, которую я не могу себе простить - так хотел побывать на его уроках».
Кто не ответил
Владимир Васильев нередко писал авторам потрясших его книг. Таких в его жизни немало. Да, отвечали не все.
«Таких озарений были десятки, - вспоминает он. - «Иосиф и его братья» Томаса Манна, «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсии Маркеса, «Прощание с Матерой» Валентина Распутина. Есть шутка, в которой много правды: в жизни нужны всего несколько книг, но чтобы найти их, необходимо прочитать тысячи».
Владимир Васильев признается, что все его строки к литераторам - не писательские, а читательские. Но каждый ответ, даже самый короткий, чему-то научил. Причем далеко не всегда уроки понимаешь сразу.
«Я - самоучка, - говорит писатель. - Литературных институтов не оканчивал. Но впитывал все прочитанное - каждая строка что-то оставляет после себя. А письма великих писателей помогают в становлении и поиске себя».
Забытый классик. Как исчезнувшая рукопись Василия Мовы сама нашла книговеда 
Кубанский писатель Лихоносов награжден за вклад в русскую литературу 
Впервые в честь кубанского атамана и писателя отлили серебряную монету 
Взмах волшебной палочки. Писатель о том, как приучить ребенка к чтению