О первом краснодарском процессе над пособниками немецких оккупантов, проходившем в июле 1943 года, знают многие. Про этот суд снимали фильмы, его освещали СМИ не только СССР, но и других стран. Второй трибунал над коллаборационистами-участниками карательной зондеркоманды СС-10-а состоялся на Кубани через 20 лет — в октябре 1963-го. Подробности о нем — в материале «АиФ-Юг».
Девять палачей
Первый краснодарский процесс над пособниками фашистов стал историческим — восемь карателей приговорили к смертной казни, трое отделались 20 годами каторги. По словам английского политического обозревателя, выступавшего через несколько дней после приведения приговора в исполнение по лондонскому радио, публичная казнь в Краснодаре имела глубокое психологическое значение. «Она явилась как бы сигналом приближающегося дня расплаты, суровым напоминанием тем русским в оккупированных районах, которые еще сотрудничают с гестапо. Казнь предателей явилась предвестником того, что ожидает их германских хозяев».
И не только хозяев, но и оставшихся на свободе добровольных помощников фашистов — хоть большую часть карателей из зондеркоманды СС 10-а поймали и предали суду сразу, но некоторым удалось скрыться, уйти с немцами, спрятаться под чужими документами, отделаться легким наказанием. Но органы госбезопасности не сидели без дела и делали все, чтобы преступники и через долгие годы ответили за злодеяния по закону. В итоге в конце 1962 — начале 1963 года управление КГБ по Краснодарскому краю арестовало по всему СССР девять человек из зондеркоманды СС-10-а. Той самой, члены которой расстреливали мирных жителей по всему краю, убивали в душегубках краснодарцев и больных детей в ейском интернате, насиловали, пытали, жгли простых советских людей. Такие же зверства творили изверги и в других местах: в Крыму, Ростове-на-Дону, Белоруссии и Польше.
Десятки тысяч убитых, расстрелянных зондеркомандой, отравленных газом, шли из бесстрастного судейского текста в зал, обступали скамью подсудимых.
На скамье подсудимых оказались Вейх Алоис Карлович, он же Александр Христианович, Скрипкин Валентин Михайлович, Еськов Михаил Трофимович, Сухов Андрей Устинович, Сургуладзе Валериан Давыдович, Жирухин Николай Павлович, Буглак Емельян Андреевич, Дзампаев Урузбек Татарканович и Псарев Николай Степанович.
Брали на месте
Где скрывались добровольные помощники эсэсовцев? Михаил Еськов, бывший черноморский матрос, во время обороны Севастополя попал в плен, его, контуженного, отправили в госпиталь. Оттуда в лагерь, где отбирали уроженцев ближайших мест, чтобы отправить на работы по месту жительства. Еськов был родом из Ставрополя, сам пришел в канцелярию и оказался в зондеркоманде. Прослужил у немцев полгода, расстреливал людей, пока не сбежал. Нашли его в 1963 году в тюрьме — в бытовой ссоре застрелил человека.
Валентин Скрипкин тоже отсидел за коллаборационизм, в 1956 году по амнистии вернулся в Таганрог. Работал на хлебокомбинате, на судах выступал свидетелем, говоря, что был простым полицейским. И не думал, что ему вспомнят старые грехи.
«Может быть, и стоило отцепиться от Скрипкина, да не отцепились: следователь настоял на своем — в 62-м году, 5 ноября, под праздник, явился к нему: „Ну, Валентин Михайлович, поехали...“ Валентин Михайлович спорить не стал, грустно надел пальто, шапку, пошел, как во сне. Этот следователь мне потом рассказывал: „Привез я его в Ростов, только сел писать первый протокол, он тут же и рассказал все основное. И так уж держался до самого конца следствия, не отступал от своих показаний“, — писал в книге „Бездна“ по материалам процесса Лев Гинзбург. — А „показывать“ ему было что: из таганрогской полиции он попал в Ростов, в зондеркоманду... С немцами, с гестапо, проделал Скрипкин весь путь: был в Ростове, в Новороссийске, в Краснодаре, в Николаеве, в Одессе, затем — в Румынии, в Галаце, в Катовицах, в Дрездене, в Эльзас-Лотарингии, расстреливал, закапывал, конвоировал узников в Бухенвальд, в Николаеве служил охранником в гестаповской тюрьме, наконец, стерег под Берлином, в международном штрафном лагере, венгров, поляков и итальянцев».
Николая Жирухина взяли практически на рабочем месте — трудился он в школе Новороссийске, попал туда по поддельным документам о педагогическом образовании. До зондеркоманды он служил писарем-кладовщиком новороссийской гарнизонной гауптвахты, за день до прихода немцев в город был послан на склад за продуктами и не вернулся. После войны службу у немцев сумел скрыть, выдавая себя за военнопленного. Но сколь веревочке не виться...
Андрей Сухов, работавший на душегубке во время убийства детей в Ейске, не просто сумел скрыть свой карательный опыт, но еще и вернулся на службу в Красную армию и дошел с ней до Берлина.
«В январе 1943 года он отстал от немцев, в Цимлянской его настиг фронт, он попал в Особый отдел и там, по его словам, сообщил о своей службе на душегубке. Однако, как он рассказывает, „особист“ от этой темы отмахивался, поверить не мог: „Ты мне чепуху городить брось, рассказывай, с каким заданием прибыл!“ Кончилось же все дело тем, что его направили в штрафбат „до первой крови“, он был ранен, восстановлен в звании старшего лейтенанта и действительно дошел до Берлина», — описывал Лев Гинзбург.
В Кемеровской области нашли Александра Вейха. Жил он тихо в глухом поселке, работал пилорамщиком, никуда не ездил. И даже когда за ним приехал капитан из Краснодара, председатель райкома не верил, что Вейх мог быть палачом.
«Вейх А. К. в 1941 году изменил Родине, перешел на сторону врага, как „фольксдойче“ вступил в зондеркоманду, был неизменным спутником Кристмана во всех операциях. С сентября по октябрь 1942 г. в гор. Краснодаре дважды принимал участив в удушении советских граждан в машине «душегубка», каждый раз по 60 чел., которых он, совместно с другими палачами, выводил из подвала, раздевал перед загрузкой донага, а тех, которые сопротивлялись, подвергал истязаниям...», — пишет Гинзбург, продолжая список его злодеяний от Краснодара до Польши на полторы книжных страницах.
Люди плакали
Следователи дальше раскручивали дело: Псарева нашли в Чимкенте, Дзампаева — в Осетии, Буглака — в Краснодаре. Последний на вопрос следователя, как ночь провел, с улыбкой ответил, что первый раз за 18 лет выспался. Домой, в Краснодар, он вернулся после долгих скитаний по стране, дочерям говорил, что был ранен, попал в плен, потом жил в Сибири.
«Читали обвинительное заключение. Десятки тысяч убитых, расстрелянных зондеркомандой, отравленных газом шли из бесстрастного судейского текста в зал, обступали скамью подсудимых: „Мы!..“ Шли, стуча костыликами, палочками, удушенные дети Ейска, утопленные в колодцах дети Мозыря, шли в гнойных бинтах, в изодранных гимнастерках военнопленные лагеря Цемдолина, юные подпольщики Таганрога и старики Люблина, прихрамывая шел Филипп Комков, шла девушка из Херсона партизанка Людмила Воеводина — „Ляля“, комковская сподвижница, и милиционер Александр Кукоба, повешенный в Абрау-Дюрсо, шел, беззвучно шевеля губами. Беззвучно не оттого, что был призраком, а оттого, что перед казнью эсэсовцы вырвали ему язык... Люди в зале плакали...», — писал Гинзбург.
После этого начались допросы, вызовы свидетелей. Палачи вспоминали, как убивали Володю Головатого. Приезжал давать показания Леонид Дворников, выживший во время бойни в ейском интернате. По итогам процесса сомнений не осталось ни у кого — виновны. Всех, находившихся на скамье заключенных, суд приговорил к смертной казни.
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
