Маленького Виктора Донцова в детстве сильно испугал фашистский оккупант, поэтому звуки немецкого языка долго вызывали у него чувство боли и ненависти. Но судьба всё время сталкивала его с немецким - в школе, институте, армии. Своими воспоминаниями об оккупации и последующих событиях Виктор рассказал «АиФ-Юг».
«Жидковатый попався вражина»
«Я родился в Сочи, где мы и жили до войны, - рассказывает Виктор Донцов. - В начале 1942 года в боях под Ростовом-на-Дону был ранен мой отец. Его отправили на лечение, попал в сочинский санаторий НКВД, где до войны он работал вместе с моей мамой. Тогда отец посоветовал маме вместе с нами, детьми, уехать подальше от места возможного опасного наступления немцев.
Так мы переехали на хутор Николенко Упорненского (сейчас Лабинского) района в Краснодарском крае. Вскоре туда пришли немцы. Комендатура расположилась в одном с нами доме - через стенку. По утрам адъютант коменданта выходил на зарядку и отстреливал из пистолета на обед трёх кур. Со временем птицы стали прятаться под стоящими рядом амбарами. Тогда адъютант заставлял нас, пацанов, выгонять кур. За это наказывали родные. Но нам, мальцам, было интересно посмотреть, как стреляют из пистолета.
Однажды, после того как мы отказались выгонять кур, немец рассердился, вытащил из сапога шомпол и схватил за шиворот ближайшего мальчика. Это оказался я. Сила ударов была ужасной, а страх - ещё больше. Я кричал и звал на помощь. Тут что-то налетело, грубо сгребло меня за руки и ноги - я оказался на руках моей любимой бабушки Евдокии Тихоновны. Позже, вспоминая этот эпизод, я спрашивал её: «Почему немец нас не застрелил, он ведь с пистолетом был?» А бабушка отвечала: «Жидковатый попався вражина». Повреждений тогда не получил, но от испуга лечили меня долго».
Министр освободил
«Вскоре немцы ушли с Кубани, в детской памяти об оккупации мало что осталось, - продолжает Виктор Донцов. - Я подрос, пошёл в школу, и оказалось, что с пятого класса надо учить немецкий язык. Тот самый, от звуков которого меня бросало в дрожь. Учился я хорошо - семь классов окончил на «отлично», но немецкий бойкотировал. Десятый закончил - по всем предметам пятёрки, а по немецкому - четыре, да и то, наверное, из жалости к моим остальным трудам.
И институт я выбирал такой, куда на вступительных не надо сдавать немецкий. Нашёл. Поступил. Учусь. Успехи отличные. Но в программе института изучение немецкого языка всё равно было. И опять появились в душе боль, ненависть и бойкот предмета. И, несмотря на мои отличные успехи по другим предметам, в деканате предупредили, что отчислят за мои хвосты по немецкому. Мои объяснения во всех институтских инстанциях оказались тщётными. Подсказали только, что освободить от изучения предмета может лишь министр высшего образования. Я обратился в министерство, подробно всё описав, и стал ожидать ответ, на который, честно говоря, уже особо и не рассчитывал. И тут приходит Правительственная телеграмма, гласящая: «…освободить от изучения немецкого языка». Моей радости и благодарности не было предела. На душе стало легко и свободно, и я подумал, что кошмар военных лет покинул меня навсегда.
Задумываясь о будущем своих правнуков, я хочу только одного - чтобы не было войны.
Но судьба распорядилась иначе. После призыва в ряды Советской армии я попал служить в Германию (ГДР). Наш автомобильный полк стоял в деревне Куммерсдорф, южнее Берлина. Пройдя переподготовку по немецким ПДД, мы были допущенв к выездам за пределы части. И вот в один прекрасный день еду я по невиданному идеально ровному автобану вместе с замполитом роты (за пределы части можно было попасть только с обязательным сопровождением офицера). Через некоторое время мой автомобиль стал смещаться в сторону встречной полосы. То ли задумался, то ли задремал - точно не знаю. А замполит видел и знал, что я умышленно пошёл в лобовую. Обошлось без последствий. Но когда вернулись в часть, замполит стал серьёзно меня трясти. Пришлось рассказать ему всё, как было. И он был в чём-то прав - там, в Германии, у меня вновь вспыхнули уже забытые чувства ненависти к немцам.
Часто вспоминал момент моей экзекуции, вспоминал, как жители хутора говорили о том, что их заставили очищать силосные ямы, чтобы расстреливать семьи фронтовиков. Другое воспоминание - мы прячем нашу кормилицу корову от отступающих фашистов. Заводим её в комнату, где бабушка с трудом смогла положить животное на пол, а мы прятались за нею от возможных выстрелов убегающих немцев.
В конце апреля 1944 года, в свой день рождения, погиб мой отец - дважды раненный, контуженый, кавалер ордена Отечественной войны I степени, гвардии сержант Донцов Семён Михайлович. Он умер под Севастополем, где и похоронен в армейской могиле в долине реки Бельбек. Это был самый страшный день в моей жизни. Когда принесли повестку, мама упала, бабушка закричала, и мы, дети, ещё ничего толком не понимая, тоже закричали.
И остались мы, четверо детей и 70-летняя бабушка, на плечах одной мамы. Удивляюсь, как выжили в таких условиях. А спасла нас работа - трудились все без выходных и праздников: зимой школа и домашний труд, летом - работа в колхозе и дома. Да ещё дары кубанской природы выручали. Так и выжили. И уже позже, при выходе на пенсию, каждому присвоили звание «Ветеран труда». Вот такие мысли витали в моей солдатской голове».
И немцы хлебнули горя
«Вскоре замполит познакомил меня с Куртом - немцем, который работал у нас в части водопроводчиком по найму, - вспоминает Виктор Донцов. - У нас оказалось немало общего: я в Сталинграде учился, работал, и он там же трудился на тракторном заводе, когда оказался в плену.
Я посещал прекрасный планетарий в Сталинграде, а он строил его. Мои любимые сюжеты в планетарии - «Город Сталинград просыпается» и портрет Сталина из мозаики, который можно было увидеть только с одной точки при входе. Курт тоже участвовал в создании этих творений. После окончания строительства их отпустили домой - в ГДР. Он много рассказывал о войне.
Были мы с замполитом и в гостях у Курта в деревне Шенефельд. Его сын служил в армии ГДР, красавица Ангелина, племянница Курта, оканчивала школу, свободно владела русским языком и собиралась поступать в Грозненский нефтяной институт в Чечне.
В войну хлебнули горя и немцы. Отец Ангелины погиб в Сталинграде, брат Курта попал в плен. Мать погибла при бомбёжке Дрездена. По словам Курта, в каждой семье война оставила свои следы. Через год труды замполита стали давать плоды. Я пришёл к собственным выводам: война принесла много горя и бед как нам, русским, так и немцам. И среди них, как и в каждом народе, есть плохие и хорошие. Моё поколение потеряло детство, как и немцы того же возраста. Советские замполиты спасли сотни горячих душ солдат от необдуманных действий.
Поэтому у нас в части из полутора тысячи солдат за всё время моей службы не произошло ни одного плохого поступка против немецкого населения. И сейчас, задумываясь иногда о будущем своих правнуков, я хочу только одного - чтобы не было войны. Война - это плохо, ужасно плохо. Кстати, того первого, плохого немца, тоже звали Куртом».
