«Воспоминания о войне для меня как узкоплёночное кино, разбитое на части. И отдельные куски так врезались в память, что пересматриваю их неоднократно», - говорила Анна, собеседница краснодарца Александра Иванова, с которой он коротал как-то дорогу в электричке. Мужчина записал их и прислал на конкурс «АиФ-Юг» «Война глазами детей».
«Казалось, немцы были всегда»
«Было это в начале декабря, - рассказывает Александр Иванов. - Получили мы с женой льготные путёвки и направились на отдых в Имеретинскую низменность. Ехать пришлось на электричке под названием «Ласточка». Я говорю пришлось, потому условия пребывания в электропоезде были не столь комфортные и ласковые, как её название. Шумно, суетно, тесно. Всё это компенсировалось наличием соседей, сидевших напротив.
Это были супруги нашего, довоенного разлива, может, старше года на три-четыре. Муж, Богдан, принявший свою седину и возраст, благодушно сидел молча, в отличие от мимически подвижной и разговорчивой своей жены, по-домашнему назвавшейся Аней. Мы с женой как-то прониклись доверием и симпатией к паре, и Аня, почувствовав это, начала разговор, вернее монолог.
Вначале она спросила нас, помним ли мы войну и, услышав, что смутно, ответила: «А я помню, и это как узкоплёночное кино с частями, и вот эти куски встроены в мою память. Я это кино неоднократно пересматриваю».
Аня говорила быстро, напористо, будто кто-то возражал ей, а она пыталась доказать своё. Глотнув воздуха, она продолжила: «Я знала, что у нас в станице немцы, и хотя мне было лет семь, казалось, что они здесь были всегда, всю жизнь. Нас, во всяком случае, нашу семью и соседей, они не трогали, дома наши находились на краю станицы, и вообще я не слыхала о каких-то зверствах немцев в нашем поселении. Иногда они проезжали мимо нас на машинах, мотоциклах, что-то пели, кричали, смеялись и в своей одежде, в словах казались людьми из другого мира».
Сколько людей ещё помнят?
«Мама откуда-то узнала, что в Туапсе в госпитале на лечении находится тяжело раненный папка, она каким-то образом добралась до этого госпиталя, устроилась санитаркой и выхаживала его, - продолжала Аня. - Я подслушала её разговор с тётей, что в неё влюбился главврач госпиталя - мама была красивая, и он уговаривал её остаться. Но она вновь каким-то невероятным образом с отцом после госпиталя добралась до дома. Когда я его увидела, то сначала испугалась - это был какой-то незнакомый обветшалый человек со странной деревянной култушкой вместо правой ноги, но потом я к нему привыкла и полюбила.
Папу немцы назначили старостой - мужиков-то не было. Когда наши стали приближаться к станице, немцы начали уводить коров со дворов. Двое солдат стали выгонять из сарая нашу бурёнку, а она была стельная. Уже за воротами папка стал что-то кричать и показывать руками, они его оттолкнули, он замахнулся костылём на особо рьяного немца, и тогда тот направил на отца автомат и выстрелил. Папка упал. Корова с испугу побежала по улице, этот же немец дал очередь по ней, она свалилась и задрыгала ногами. Всё это я видела своими глазами.
Папка умер, немцы убежали. А корова наша перед смертью родила телёночка».
«Вот как бывает: словно в одночасье увидели мы страшную картину, будто побывали в ней, - говорит Александр Иванов. - Сколько осталось людей, что ещё помнят, и сколько ещё людей, которые выдумают, чего не было?»
