Разногласия местных и приезжих в Краснодарском крае - проблема давняя. Но если сейчас недовольство друг другом выливается в споры в социальных сетях, то до начала XX века было куда жёстче. Иногородние даже не всегда могли учить детей в станичных школах. «АиФ-Юг» разобрался, почему на Кубани конфликтовали казаки и приезжие из других регионов.
Откуда неприязнь?
До революции казаки смотрели на иногородних как на чужеродный элемент хотя бы потому, что местные, обязанные нести военную службу, видели в пришлых в основном торгашей и ростовщиков, разрушающих старый уклад жизни. Так было и на Кубани, и на Дону, и в других казачьих землях. В то же время у иногородних было намного меньше прав, чем у казаков.
«Иногородние чаще всего арендовали казачьи земли, батрачили, а не имевшие оседлости жили у казаков на положении квартирантов, - пишет кандидат исторических наук Александр Беликов. - Пользуясь их безвыходным положением, хозяева жилья эксплуатировали постояльцев. Так, у сотника Гиговского в станице Тимашевской каждый иногородний квартирант по устному договору ежегодно убирал полторы десятины пшеницы с вязкой в снопы. Тяжелее всего приходилось иногородним, не имевшим паспортов: их штрафовали, отправляли на родину. Атаман Темрюкского отдела в июле 1893 года писал, что с июля 1888 по январь 1893 года на родину было отправлено 1010 иногородних и оштрафовано 1259 человек на сумму около десяти тысяч рублей. При этом отмечалось, что население станиц само укрывает беспаспортных, «…охотно даёт им приют…», так как «…бесписьменновидному можно или совсем не заплатить за труд, или рассчитаться по своему усмотрению. Жаловаться он не будет из опасения обнаружить своё положение».
Приезжим запрещалось пользоваться природными ресурсами, вступать в брак с казаками или казачками и даже посещать церковь.
В Кубанской области дети бедных иногородних не могли ходить в казачьи школы, в станичных больницах их принимали только за деньги. По словам историка и публициста рубежа XIX-XX веков, автора статьи «Иногородние в Кубанской области» Луки Мельникова, «…взаимная антипатия выражалась в формах сравнительно лёгких, ограничиваясь частными столкновениями отдельных личностей», а с увеличением численности иногородних их успехами «…на различных поприщах … деятельности, видя несомненное превосходство …над собою в умении устраивать свои дела», казак «…стал чувствовать к пришельцам зависть».
Деньги виноваты?
Для вражды были и экономические причины - делёж общинных пастбищ, обман в магазинах, принадлежащих приезжим, и другие мелкие пакости и неурядицы.
По мнению Луки Мельникова, «…все эти причины, …действуя издавна и постепенно усиливаясь, породили, развили и укрепили в казаке неприязнь к иногороднему», и казак «…винит во всех своих бедах иногородних огульно».
Александр Беликов приводит примеры того, к чему приводила взаимная нелюбовь. В Казанской станичный сход, например, разрешил убивать живность иногородних, если её поймают на общественной земле. И казаки этим правом пользовались.
«Вестник казачьих войск» писал, что «…враждебное отношение (казаков к иногородним) дошло до того, что среди станичников возникает вопрос о том, можно ли хоронить на станичном кладбище умершего иногороднего, - пишет Александр Беликов. - Многие иногородние покидали Кубань, уезжая в Закавказье, Сибирь, Среднюю Азию, на Дальний Восток. В 1888 году из станицы Упорной решили уехать «…более пятидесяти семейств очень зажиточных мужиков; да в прошлом году ушло столько же. Сочувствуя иногородним, автор газетной заметки писал, что они - «эмигранты родной земли» - покидают Кубань, ставшую для них мачехой».
«Для «неказачьего» населения вводилась строгая регламентация на занятия различными видами хозяйственной деятельности. Предписаниями войскового начальства запрещалось пользоваться природными ресурсами, вступать в брак с казаками или казачками и даже посещать церковь, - пишет кандидат исторических наук Ирина Федина. - Иногородних лишили права учить детей в общих школах; и если их количество превышало количество казаков, то такую школу закрывали. Получить образование можно было лишь за счёт благотворительных обществ. Кроме того, им запрещено было пользоваться общественными магазинами и больницами. В пьесе Митрофана Седина «Маруся-казачка» читаем: «Разве можно жить тут, когда тебя местные называют «бродягой», «бездомной собакой». Здесь куском хлеба подавишься. Презирают, будто бы мы пришли из какой-нибудь турецкой или другой поганой земли, а не из православной святой Руси».
Генералы из приезжих
Противостояние местных и иногородних получило продолжение в революциях 1905 и 1917 годов, когда приезжие часто выступали на стороне новой власти. Далеко за примерами ходить не надо - маршал Семён Будённый был иногородним на Дону, с детства чувствовал неприязнь, и, может быть, именно поэтому он активно боролся с казачеством.
В станице Темижбекской в семье иногороднего вырос Герой Советского Союза, генерал Николай Симоняк, в честь которого сейчас называется местная школа.
«...Я часто спрашивал свою мать: почему ребята дразнят меня «мужиком» или почему она не сошьёт мне бешмет и шапку, какие носят мои ровесники в станице. Пусть тогда попробуют сказать, что я мужик. Мать, тяжело вздыхая, объясняла, что не в бешмете дело. Беда в том, что у нас нет земли. Приехали мы сюда, на Кубань, с Украины, потому называют нас иногородними и носить казацкую форму не дозволяют, - приводятся воспоминания военачальника в книге «Генерал Симоняк» Михаила Стрешинского и Ивана Франтишева. - Иногородние», «инородцы», «мужики лапотные» - эти слова я слышал с детства, на себе ощутил пренебрежительное, презрительное отношение к тем, кого так «величали». В 1907 году, когда мне исполнилось шесть лет, меня определили в училище. В первый день занятий почти всем школьникам в классе выдали карандаши, тетради, книги. Меня и ещё нескольких ребят, тоже «иногородних», обошли. Со слезами вернулся я домой. Родители сами купили мне книги и тетради, но обида засела в душе. Почему ко мне относятся не так, как к другим?».
Подлил масла в огонь отношений делёж земли при новой власти.
«Вражда между двумя сословиями усилилась особенно в период землеустроительной кампании 1920-х, - пишет Ирина Федина. - Уравнение в земельных правах с казачеством рассматривалось как посягательство на исконные права на землю, завоёванную отцами и дедами, так как переделу подлежали потомственные казачьи наделы. На практике получалось так, что у казака забирали часть пая и отдавали иногороднему, а казаку дорезали за счёт соседа казака, потом снова иногороднему и так далее. Положение усложнялось тем, что большинство иногородних не имело ни лошадей, ни инвентаря. Некоторые казаки брались за оружие, другие арендовали землю у «иногородних» под будущий урожай, зачастую увеличивая таким образом площади под посевы».
Всё-таки странная была вражда - ведь те же казаки сами приехали на Кубань порой всего на несколько десятилетий раньше, чем «иногородние». К концу тридцатых годов прошлого века, по словам Ирины Фединой, противостояние между казачеством и иногородними уступило место борьбе между кулаками и бедняками. А зачем местным и приезжим ругаться сейчас - непонятно вообще. Может, многие продолжают это делать по традиции?
А как на Дону?
Вот что писал об отношениях казаков и «иногородних» Василий Новицкий в книге ««Из воспоминаний жандарма».
«Казаки-донцы неохотно принимали в свою среду лиц по происхождению не из казаков, относились к ним враждебно, называли их «иногородними» и в лице их видели своих недоброжелателей, попиравших права казачества и казакоманства, так как то время совпадало с упразднением многих обособленностей Донского края, а именно, главным образом, с упразднением закона о наделении казачьих офицеров по чинам земельными наделами и с отменой закона по предмету недоступности права приобретения «иногородними» казачьих земель и городских угодий, домов и прочих городских имуществ. Словом, Донской край делался общедоступным во всем и, главным образом, по приобретению земель и городских домов, угодий и имуществ для всех русских и иностранных граждан, что казакам было, естественно, и не по характеру и по внедрившемуся в казачью плоть и кровь убеждению, что всё войсковое имущество и земли составляют достояние одних казаков. К войсковой собственности казаки относились так, что они всё считали своим достоянием, даже войсковую казну, на которую простирали своё право самым незатейливым образом и приёмами».
