Краснодарский край, 5 июня - АиФ-Юг. Никита Гриншупн скрупулезно подошел к тексту классика и не менее последовательно отринул жизнеподобие ради красивых и саркастических сценических иллюзий. Получилось – остро, достаточно открыто для кубанской публики и достаточно эстетично для завзятых театралов.
Если звезды у нас играют, значит, это кому-нибудь нужно
Впервые в спектакле театра драмы играет приглашенная звезда, Анна Большова, чье имя гордо глядит с афиш.
Я, честное слово, не смотрела ни «Остановку по требованию», ни ледовые шоу. И я не знаю Анну Большову-звезду. Но я увидела на сцене театра артистку с прекрасным голосом, с отличной пластической подготовкой, четко играющую в ансамбле; актрису, которая не боится быть ни смешной, ни отталкивающей.
Смесью отвратительного и прелестного пышет ее девица Надежда Петровна, ловец человеков из первой новеллы по рассказу «Который из трех». Точность и выразительность пластики, гротеск риторики персонажа оттеняет чеховский сарказм. И зрителю даже не надо помнить чеховского описания «молодой, хорошенькой, развратной гадины».
Гротескная старушка барыня из новеллы «Скорая помощь» также вышла весьма убедительной, благодаря пластической верности актрисы предлагаемым обстоятельствам, – здесь в роли таких обстоятельств преклонный возраст, артрит, и, видимо, Альцгеймер. Ироничный стипманк-велосипед визуализирует мысль о ненужности и декоративности такого типа власти, как шмелевская барыня. Да и смерть «утоплого человека» отчасти оказывается на ее совести – глупой, старой, навязчиво заботливой барыньки, сборника полезных рецептов по уморению живого человека.
Актриса в сговоре с режиссером изменила оценочный вектор героини одного из известнейших рассказов Антона Павловича «Хористка». В ее исполнении праведная жена – жадная ханжа, вынуждающая бедных хористок буквально отдать ей последнее – не столько даже из сочувствия к ее горю, сколько по горделиво-униженному требованию капризной барыньки. Сочувствует героине, быть может, неверный муж Николай Петрович, но уж никак не зритель.
Неверная Кармен во сне майора («За двумя зайцами») – наверное, самый яркий образ, который Анна Большова примерила на краснодарской сцене. Оперность вокала и опереточность мизансцены соответствуют псевдоромантическому сюжету о неудавшейся любовной мести. 
В целом Анна Большова воплотила на сцене один, по сути, образ: смешной, высокомерной, красивой и отвратительной дамочки, женский лик барства, которое является обратной стороной рабства. Она выразительна в пластике, гротескна в характере, точна в ансамбле. Означают ли все эти качества, что она звезда? Не знаю, как не знаю точного значения этого слова. Но несомненно, что работает она самозабвенно. Наряду с артистами труппы театра, у которых, как справедливо заметил Никита Гриншпун, работы в итоге оказалось не меньше, чем у приглашенной звезды.
Не Большовой единой
Пару образу противной барыньки составил Александр Катков. Сыгранный им барин отвратительно узнаваем и в «Налиме», где помещик лезет не в свое дело и потешно торчит из бочки, и в «Хористке», где дирижирует вилкой, и в новелле «За двумя зайцами», где майор истинным апашем пытается сыграть сюжет о любовной мести. Эта роль пресыщенного и недалекого хозяина жизни сыграна Катковым очень органично.
Самая сложная задача по времени и количеству перевоплощений легла на плечи ветеранов и светил краснодарской сцены – Анатолия Горгуля и Александра Катунова. Играя то крестьян («Скорая помощь», «Налим», «За двумя зайцами», «Недобрая ночь»), то помещиков (сквозная новелла «Свистуны»), они воплощают два типажа: русского благодушного богатыря и маленького человека. При этом сочувствие к персонажам-крестьянам смешано с ощущением их унижения, а любование дворянской Россией отравлено созерцанием рабской сущности народа – того самого, что безропотно возит туда-сюда диванчик с благодушным славянофилом Горгуля и изысканным западником Катунова.
Другие актерские работы также подчинены жестким срокам и способам перевоплощения – и также гротескны, но вместе с тем труппа работает настолько слитно, что этот личный гротеск становится всеобщим. И голосящие крестьянки (В.Лукина, А.Еркова, Ю.Романцова), и умильно поющие «карасики», и в едином порыве движущиеся наблюдатели пожара кажутся многоликим проявлением целого.
Кстати, как они умудрялись каждый раз молниеносно переодеваться, и, более того, перевоплощаться, – для меня до сих пор загадка! Труд труппы в создании спектакля – поистине ни с чем не сравним. Пение, пластика, игра на инструментах, – все слаженно, как часы; все быстро и точно; все достигнуто в минимальные сроки.
Гротески и арабески
Есть такое слово – классика. Обычно оно означает литературу, которую со школьной поры не читал, но которую ностальгически уважаешь. И потому думаешь, что ее легко обидеть и переврать, и ревностно защищаешь от возможных нападок.
Однако классики, как оказывается при близком рассмотрении, зачастую описывают всякие гадости, типа убийства топором старушки, а порой бывают и очень насмешливы, и прямо-таки желчны. Именно такого Чехова – насмешливого, всеотрицающего, – показал зрителям Никита Гриншпун.
И как бы ни хотелось обвинить автора спектакля в жесткости, жестокости и даже русофобии, не получается. Потому что режиссер нашел острую и яркую форму для чеховского текста, не перевирая его и не утрируя. Вся безжалостность русской сатиры обрушивается на зрителя, где-то провоцируя его к обидам за русскую интеллигенцию, а где-то и заставляя критически взглянуть …на себя. По крайней мере, на последнее хочется надеяться!
Несомненно, спектакль представляет новую страницу в репертуаре театра. Синтетическое действо сочетает драматический театр с музыкальным и пластическим. Чеховский текст подается «очищенным» – без привычных интерьеров, в сценографическом минимализме, с непривычной приправой в виде танца, живой музыки и хорового, а где-то и сольного пения. Но слаженность команды, сумевшей сработаться за два месяца, заставляет видеть в условном хороводе сельский праздник, в толпе девушек – стадо коров, а в поющих актерах – смешных карасиков.
Использование лаконичных средств сценографии позволяет сосредоточиться на сути действия. Как и актеры, сценографические элементы перевоплощаются: так, огромный гамак из рогожи для «утопленника» («Скорая помощь») становится постелью, лодкой, а затем и рекой («За двумя зайцами»), и в итоге – средством вознесения людей, наконец-то хорошо разглядевших сверху пожар в соседнем селе: «Наказал господь за грехи... Вот то-то оно и есть!…»
Спектакль скрепляет воедино мысль о барстве и рабстве. Она гротескно реализуется в сквозном сюжете спектакля, по рассказу «Свистуны», когда барин-славянофил и барин-западник путешествуют от кулис до кулис на диванчике из крепостных. Эта мысль так или иначе присутствует во всех рассказах, но именно в этих неспешных поездках под хоровое пение становится очевидно, что крепостная психология – основа и обратная сторона благодушного, великолепного, постоянного насилия.
Режиссер смеется, и негодует, и сгущает краски, и приводит визуальные цитаты. Вместо одной хористки – пять, и барынька-попрошайка мешает им на репетиции. Налим (В. Подоляк) оказывается, подобно элегантному барону Воле Штралю (А. Сухоручко), какого-то немецкого вида, он куда изысканнее и мужиков, и барина. Агония студента Мити (А. Харенко), вытащенного барышней на берег, и смешна, и взаправду.
Одинокими выглядят на большой темной сцене даже селяне вокруг пляшущего «утопленника» (А. Катунов), а последний танец его – наверное, самый пронзительный момент спектакля, где смеховой и рационалистичный взгляд уступает состраданию. Одинок «налим», танцующий с «коровой», – трогательная в своей нелепости мини-интермедия, позволяющая остальным актерам быстро сменить костюм.
В изящной, острой, легкой для восприятия форме кубанской публике преподнесены совсем невеселые и даже не лестные мысли. Узнает ли себя зритель и призадумается ли? Или увидит лишь набор картинок, где-то смешных, где-то грустных? Время покажет.
А театр, отыграв премьеру и выдохнув, едет на фестивали.
Как-то потерялось известие о том, что три спектакля Краснодарского драмтеатра в постановке главного режиссера Александра Огарева в этом году отобраны для престижных фестивалей. Спектакли из проекта «Double-Пулинович» впервые в истории театра включены в афишу Международного фестиваля «Коляда-Plays» в Екатеринбурге, а «Гамлет» едет на сочинский «Театральный Олимп». Эти приглашения свидетельствуют: после затяжного периода творческой неустойчивости театр получил шанс занять собственное место на театральной карте России.
Грустные итоги: хлеб есть, зрелищ нет 
От Харькова до Праги: кукольный театр «Лель» гастролирует по миру 
Театральная арифметика братьев Селивановых 
Новый театр. Арсений Фогелев – об экспериментах и консервативном зрителе