Мова - единственный из литераторов, творивших на черноморском диалекте украинского языка, заслужил звание классика украинской литературы. При этом он и самый недооцененный из них. Едва ли не единственный, кто подготовился к юбилею писателя (скоро выйдет книга с произведениями Мовы, в том числе прежде не издававшимися) - кубанский профессор Виктор Чумаченко. Исследователь рассказал «АиФ-Юг» о том, как классик литературы оказался забыт и почему найи его произведения сегодня - практически непосильная задача.
Рукописи «сгорели» в огнях Гражданской войны
Светлана Лазебная, «АиФ-Юг»: Виктор Кириллович, под вашей редакцией в 1995 году в Нью-Йорке, а в 1899-м – в Краснодаре уже вышли две книги Василия Мовы. Готовится третья. Это ведь не банальное переиздание?
Виктор Чумаченко: Переизданиями я не занимаюсь, и если берусь за книгу, то это обязательно эксклюзив. При жизни поэту удалось опубликовать чуть больше десятка своих стихов, а написано было несколько больших поэм, драм и комедий, два цикла рассказов из жизни судебного следователя и мирового судьи (в их качестве Мова служил в Усть-Лабинске и Ейске), масса исторических зарисовок, публицистических статей, переводов... К сожалению, богатейшее наследие дошло до нас с большими потерями. Поэтому каждая новая книга - это то, что мне удалось собрать по архивам на данный момент.
Двадцать лет назад за океаном (у нас издателя не нашлось) удалось напечатать считавшуюся утраченной и вновь обретенную поэтическую интермедию Мовы «Кулиш, Байда и казаки». Для краснодарского издания я припас полный корпус статей, составивших первую в истории литературы полемику о мировом значении поэзии Тараса Шевченко. Состоялась она в 1861 году, сразу после смерти Кобзаря, на страницах газеты «Харьков». Василю Мове было тогда 19 лет, и был он студентом первого курса словесно-исторического факультета местного императорского университета (Кубанское войско направило его учиться туда как сироту за полный казенный кошт). Именно он задавал тон в серьезном литературоведческом споре…
- Василий Семенович скончался в Екатеринодаре почти за четверть века до революции… И пусть классиком его стали называть уже после смерти, но почему до сих пор нет полного собрания его сочинений?
- После смерти Василия Семеновича в 1891 году все его бумаги забрал брат его жены - генерал Петр Иванович Кокунько. Доступ к ним для исследователей был перекрыт. Кое-что из ненапечатанного уцелело, потому что сохранилось в архивах редакций журналов, куда тексты посылал еще сам автор. Что-то удалось буквально выцыганить у генерала молодому и энергичному поэту М. Вороному, который потом безуспешно пытался издать рассказы Василия Семеновича отдельной книжкой. Но это все были крохи от огромного архива.
А потом была Гражданская война, в огне которой, по воспоминаниям генерала Кокунько, бумаги и сгорели. Петр Иванович пытался спасти доставшиеся ему кубанские «литературные регалии». Они хранились в его родовом доме в станице Уманской. Местные большевики арестовали пожилого генерала и приговорили к смертной казни. К счастью, за земляка горой вступились соседи, даже самые бедные из них. Все те, кому Кокунько никогда не отказывал в помощи. Казнь отложили до утра, а глубокой ночью безвинно приговоренный Петр Иванович уже скакал по буеракам в сторону Екатеринодара. Что лежало в притороченной к седлу котомке? Прежде всего, письма Кобзаря, которые он потом в эмиграции многим показывал, но опубликовать никому так и не дал. Ну и кое-что из творчества Мовы тоже скорее всего прихватил. По крайней мере, заметки о казачьем прошлом и объемный очерк об атамане Кухаренко, опубликованные в эмиграции за подписью Кокунько, сильно напоминают конкретные тексты и темы, над которыми много лет кропотливо трудился его талантливый деверь.
- То есть, как говорят сегодня, генерал «сплагиатил»?
- Я не собираюсь обвинять заслуженного казацюру. Понятие это в те времена было мало в ходу, считалось: кто рукопись имел, тот и был ее владельцем во всех смыслах. А, во-вторых, на чисто художественные произведения он и не претендовал, понимая, что это авторское, «чужое».
Жил Петр Иванович в Сербии, они с супругой жестоко голодали, однажды даже он хотел покончить жизнь самоубийством. Детей не было, помощи ждать неоткуда. Взявшему над стариками шефство земляку, бывшему председателю кубанского правительства П. Курганскому, частенько приходилось делить заработанную пайку на две семьи. Так что если публикация этих рассказов спасла генерала от голодной смерти, то реальный автор Мова, к тому же близкий родственник, узнай он об этом, я думаю, был бы не против.
Как фельетон поставил крест на карьере судьи
- И какова же дальнейшая судьба архива генерала Кокунько?
- После смерти Петра Ивановича вся собранная им коллекция по истории Кубанского казачьего войска досталась в наследство его опекуну - Павлу Ивановичу Курганскому. Тот умер уже в социалистической Югославии, третируемый новыми властями. Его двое сыновей эмигрировали в США. Там, в доме одного из них, и хранилась коллекция, пока пожар не уничтожил документы вместе со всем имуществом.
- Но если и для третьей книги вам опять удалось найти эксклюзив, то по большому счету «рукописи не горят»?
- Знаете, мое общение с мовиным наследством находится на таком интересном этапе, когда его рукописи уже сами ищут меня, а не я их. Года четыре назад я получил из Крыма письмо от школьницы Киры Тарасовой, которая задала мне вопрос: писал ли Мова свои сочинения на гербовой бумаге с водяными вензелями «МВ»? Оказалось, среди бумаг покойной тети девочка нашла 80-страничную рукопись стихов и поэм неизвестного поэта. Вскоре мне довелось убедиться, что это не просто Василь Мова, а самая ранняя его рабочая тетрадь, в которой он писал, редактировал и стилистически оттачивал свои произведения. Помимо известных, в ней оказались и неопубликованные юношеские произведения, которые он сочинял студентом. Это стихотворение «Русалка», неоконченная поэма «Черноморка» и черновой перевод одной из песен «Слова о полку Игореве». Не рукопись, а настоящий пир для текстологов и историков!
- Каков главный сюрприз будущей книги?
- В книжку войдет сатирический фельетон «Замечательный обед на общественные деньги» - о казусе ейского городского самоуправления. Именно этот фельетон поставил крест на карьере мирового судьи Мовы. Прекраснодушные депутаты решили потратить на званый общегородской банкет тысячу рублей - громадная по тем временам сумма. Выступивший на банкете писатель пристыдил собравшихся, заявив, что лучшим применением этим деньгам стала бы материальная помощь местным учебным заведениям.
В прекрасном приморском городе прошли лучшие десять лет зрелой жизни Василия Семеновича. Здесь он женился, завел детей, написал свою гениальную драму «Старое гнездо и молодые птицы», хрестоматийную поэму «На степи!», множество лирических стихов и уже считал себя полноправным ейчанином. Но в злополучную ночь на банкете не раз раздавались пьяные призывы расправиться со слишком умным «понаехавшим» выскочкой. За наглухо запертыми воротами всю ночь толклась толпа распоясавшихся хулиганов, угрожая сжечь дом. На очередных выборах мировых судей Мову, естественно, прокатили. «Благопристойные граждане» не пожелали терпеть его в «своем» городе…
Книжка получается объемной. И продавать я ее не буду. Просто подарю - библиотекам и всем, кто интересуется родной культурой…