Мы сидим у компьютера, рассматривая старинные фотографии. Подобно машине времени, они возвращают нас в прошлое. Многие из них хорошо известны всем, кто интересуется историей Кубани.
Большинство фотоиллюстраций в изданиях по краеведению отреставрированы и подготовлены к печати Борисом Устиновым. Имена их авторов возвращены из забвения.
В архивах Краснодара, Москвы и Петербурга Борис Николаевич по крупицам собирает сведения о людях, запечатлевших Кубань и кубанцев минувших веков. Он переснимает и коллекционирует фото второй половины XIX – начала XX века.
Все это, суммированное и переработанное, сложилось в исследование истории кубанской фотографии. Каждый снимок хранит приметы своего времени.
– Смотришь на портреты людей той эпохи, – говорит Устинов, – и поражаешься внутренней раскрепощенности и чувству собственного достоинства, угадываемым в позе и осанке, в штрихах одежды, будь то казак, купец или представитель других сословий. Все это убивалось советским режимом, а в годы оттепели вновь проявилось в тогдашнем поколении молодежи.
Борис и сам принадлежит к тому поколению. Вернее, к его младшему «крылу», юноши которого могли бы быть младшими братьями, допустим, героев Василия Аксенова.
«Смена», почти игрушечный фотоаппаратик, позволял делать вполне приличные снимки. Его подарили Борису родители на одиннадцатилетие. Соответственно, и первые фотографии запечатлели мальчишек и девчонок «нашего двора», пейзажи и даже автопортреты.
Кстати, увлечение фотографией досталось Борису в наследство от мамы. Она, строитель-проектировщик, была наделена «геном творчества». В молодости фотографировала, потом увлекалась живописью. Самоучкой научилась играть на фортепиано. Поэтому баночки с проявителем и ванночки для фиксажа, стоявшие в ванной, никого в семье не раздражали.
Поступление Бориса в институт было ознаменовано приобретением «Зенита» и появлением новых сюжетов.
 |
Студенты – весёлый народ. Фото Б. Устинова. Краснодар. 1964
…Вот трое первокурсников «политеха» идут по Красной. Скромные костюмчики, популярные в те времена свитерочки. В руках – папочки с конспектами и свернутые чертежи.
Молодые люди похожи на героев фильма Марлена Хуциева «Мне двадцать лет» и кажутся ожившим символом шестидесятых.
Дело даже не во внешних деталях: новенькие пятиэтажки, плащ – болонья, туфли на шпильках, прическа «бабетта» у девчонки, вслед которой оглянулся один из троицы…
– Я смотрю на эту фотографию с грустью, – Борис Николаевич вновь возвращается к началу нашего разговора. – Друзья уходят. Один погиб в автомобильной катастрофе вскоре после окончания института. Второй – подхватил какую-то опасную профессиональную болезнь и недавно ушел из жизни.
Только девочка с «бабеттой» (помнится, она училась на химфаке) так и остается символом юношеских надежд.
Тронув «мышку» компьютера, Устинов быстро сменил «картинку», будто перелистнув страницу книги воспоминаний.
 |
Лобовая атака. Фото Б. Устинова. Хутор им. Ленина. 1978
«Лобовая атака» – так называется следующий снимок. «Кукурузник» сельхозавиации в утреннем туманном небе идет прямым курсом на вспорхнувшую стаю цапель. Это один из первых опубликованных снимков Бориса.
– В «Комсомольце Кубани» плотный шлейф химикатов, тянущийся за самолетом и покрывающий рисовые чеки, заретушировали, – вспоминает фотограф. – Массовая химизация тогда считалась государственной тайной и не пропускалась цензорами. Но и я не предполагал тогда, чем чревата подобная атака не только для птиц – для всей Кубани.
Снято это было вблизи хутора Ленина, где техническая элита – сотрудники ВНИИКРнефть – убирала помидоры.
Этот исследовательский институт являлся тогда флагманом не только научного, но и интеллектуального мира Краснодара. Сюда на престижную и интересную работу переманили молодого конструктора из КБ завода имени Седина, куда Борис попал по распределению после института.
Наверное, не случайно именно в ту пору и пришел к нему первый фотоуспех. «Поверженные» – так называется пейзаж, на котором изображены некогда могучие, а позже срубленные и брошенные деревья. Работа получила золотую медаль на выставке в Польше.
Наградой можно было гордиться всерьез: Польша, Чехословакия, Венгрия и Германия являлись не только законодателями фотомоды, но и сохраняли мировые традиции фотоискусства. Об этом рассуждали и за чаем в городском фотоклубе. Но мало кто знал, что Устинов параллельно вполне серьезно изучает историю.
Наука памяти
Интерес к прошлому России, выходящий за рамки школьного курса, был характерной чертой молодой технической интеллигенции тех лет.
Многие, например, устремлялись на полузакрытые поздние кинопросмотры «Андрея Рублева» Тарковского, а потом спорили за полночь до хрипоты, обсуждая увиденное. Но такие, как Устинов, кто занимался бы систематическим изучением науки о минувшем, мне не встречались. Он попытался замахнуться на труды Соловьева, но побоялся.
Уж очень серьезными и многотомными были труды выдающегося ученого. Остановился на «Курсе русской истории» Ключевского, который, по мнению Бориса, наиболее способствовал созданию порядка в знаниях и их структуризации.
Том за томом не только читались Устиновым, но и конспектировались со свойственными ему тщательностью и скрупулезностью. Потом на его книжной полке появились труды академика Лихачева, другая «серьезная» литература.
А между тем возраст Бориса Николаевича уже приближался к тридцатилетию. Помимо увлечений у него имелись семья и работа.
– Когда расчистили от деревьев улицу Октябрьскую, готовя ее к троллейбусному движению, – вспоминает Борис Устинов, – взору открылись прекрасные екатеринодарские особняки. Их фасады, надкрылечки и ступеньки из прославленной, но ныне утерянной кубанской ковани, строгие барельефы и причудливая лепнина.
Меня потрясло увиденное. Желания проникнуть в скрытую историю кубанской столицы тогда еще не возникло, но острое осознание ценности и хрупкости «осколков былого» уже появилось.
 |
Борис Николаевич Устинов
Взяв фотоаппарат, Устинов отправлялся в путешествие по городу, любовался и выбирал. Сначала то, что казалось ему жемчужиной южного зодчества или наиболее характерным для застройки «маленького Парижа».
Он снимал домики, домишки и отдельные архитектурные детали, особо привлекательные для фотографа. А потом наступил момент, который он и до сих пор помнит. Стукнула мысль: стоп, нужно оставить эстетические изыски и снимать, снимать все здания подряд. Ведь они и есть овеществленная история города.
«Если работа мешает увлечению, оставь ее» – одна из популярных в те годы присказок. Борис так и сделал: покинув престижный научный институт, он устроился в небольшую контору «Факел» при местной организации Общества книголюбов. Потому что в то время ему уже казалось недостаточным просто фотографировать – нужно было знать, что и кто на снимке, их прошлое и настоящее.
Архивный детектив
– Принес однажды, – вспоминает Устинов, – фотографии в исторический музей имени Фелицына. Научный сотрудник Наталья Корсакова заинтересовалась увиденным и посоветовала сходить в Госархив. Там меня встретила известный архивист Ефимова-Сякина. Посмотрела Эльвина Михайловна снимки улицы Октябрьской, побеседовала, а потом предложила:
«Не хотите ли вы заняться историей кубанской фотографии?». Теперь я называю Эльвину Михайловну своей крестной архивной мамой.
Страсть к архивным поискам Устинова поглотила. В 1981 году эта тема была, как говорят специалисты, полем непаханым. Это означало, что никто из исследователей еще не брал в руки папки с делами, содержащими уникальные документы, а иногда и фотографии.
– Лаборатория Азово-Черноморского бассейнового управления, в которой я стал позже работать, находилась на улице Вишняковой. А архив два раза в неделю работал до 20 часов. Два часа счастья! Я прибегал как только освобождался, и покидал читальный зал последним, – вспоминает фотограф.
Документы – это рапорты, донесения. Или, к примеру, прошения на имя городских властей на право выдачи свидетельств на открытие фотозаведения или проведение фотосъемок.
Из них исследователь и черпает «крохи» сведений. Например, почему отказано – за неблагонадежностью или молодостью просителя.
Но начал свой поиск Устинов с тщательной проработки газет.
– Когда листаешь номер за номером, страницу за страницей, в глаза бросаются поразительные вещи. – Борис Николаевич, как всегда, спокоен и сдержан, но блеск в глазах и вдруг вспыхнувший румянец выдают его волнение. – Я понял, как быстро Кубань шла вверх.
Общество набирало не только экономическую силу, но и культурную. Конечно, были и классовое расслоение, и борьба. Но газеты отражали насыщенную, богатую духовную жизнь кубанцев.
Начальная стадия капитализма рождала новых людей. Какие судьбы начинали разворачиваться во всю ширь и мощь русского характера! Отец и его братья – купцы или землевладельцы. Их дети – уже люди с образованием, интеллигенты. Таковы семейные биографии многих екатеринодарцев, вошедших в историю тех лет.
Например, Федора Акимовича Коваленко, основателя художественного музея. Или Ерохиных – какое крепкое купеческое семейство!
Но один из его представителей, Николай Александрович, выучившись, становится врачом, избирается председателем Кубанского фотографического общества. Борчевские: отец – бравый вояка, бухгалтер Кубанского казачьего войска, а его сын, Семен Иванович, – преподаватель математики.
Перелопачивая газеты, я читал потрясающе интересные заметки о повседневной жизни Екатеринодара. Редакциями выделялись колонки с сообщениями о деятельности любительских обществ: фотографического, рыбоводства и рыболовства, художественного… Хроника свидетельствовала о широте кругозора и стремлении к самообразованию. Масса интересных фактов!
Впечатляет и темп технического прогресса. Если сначала фотографы даже бумагу специальную сами делали – на основе яичных белков, с добавлением серебра и других реактивов, то вскоре уже выходят в свет справочники и каталоги с разнообразием аппаратуры и приспособлений, вплоть до специального наперстка для поддевания пластинок в ванночке.
А уж количество картонок, на которые наклеивалась фотография, чтобы она не свернулась в трубочку, потрясает воображение. Хорошо сделанные фотографии и через столетие удивляют качеством и сохранностью.
– Самое главное открытие, которым вы гордитесь? – в журналистском нетерпении и ожидании сенсации перебиваю я собеседника.
– Потрясением было, когда я прочел объявление в «Кубанских войсковых ведомостях» за 1865 год о том, что открывается фотоателье Рыльского. Теперь это стало уже фактом истории: «Фотография на Кубани существует с 1865 года», – в голосе Бориса Николаевича – гордость и счастье, которые он не может скрыть и спустя четверть века.
Фотограф с улицы Графской
Среди родоначальников мировой фотографии нет имен россиян. В нашей стране первые мастера светописи, как тогда называли фотографию, появились в середине XIX века. Жили они в столицах и других крупных городах империи.
До нашей южной провинции модное увлечение докатилось во времена Кавказской войны. Поэтому и было преимущественно уделом людей военных, офицеров или выходцев из офицерской среды.
Ведь камера, приспособления для съемки и химические реактивы были по карману лишь людям небедным. К тому же им приходилось тащить с собой фотопринадлежности весом в сорок–пятьдесят килограммов. Первые фотографы были в большинстве своем любителями.
Те же из них, кто уже стал профессионалом, в большинстве своем принадлежали бродячему народу.
В 1867 году в станице Прочноокопской, что располагалась близ селения Армавир, проходили войсковые сбор и смотр. Туда и направились из Майкопа фотографы Дьяченко и Савве – пехотные офицеры в отставке. Там они встретили еще двух своих коллег. Работы на всех не хватало, и отставники отправились восвояси.
Поскольку дело происходило в сумрачном ноябре, то путешественники решили согреться испытанным способом: по очереди хлебнули из бутылки и – разом пали замертво.
– Представляете ужас возницы? – как бы в скобках, замечает Устинов, продолжая свой рассказ. – Охваченный страхом, он бросился в станицу. Хорошо, что кто-то догадался привлечь к следствию прочноокопского фотографа Шульмана. Он-то и установил, что вместо водки путники отведали синильной кислоты, которая использовалась для закрепления снимков. Обе жидкости хранились в одинаковых бутылках…
Александр Федорович Рыльский был есаулом Кубанского казачьего войска. И это все, что мы знаем о начале жизненного пути родоначальника кубанской фотографии. Первое фотоателье им было открыто спустя год после окончания Кавказской войны. Располагалось оно в Екатеринодаре на улице Графской (ныне Советской), недалеко от Красной.
На экране монитора – снимок, сделанный Рыльским из своего окна.
– Вот на переднем плане, – показывает Борис Николаевич, – видно подворье армянской церкви. Посередине кадра возвышается деревянная пожарная каланча. Она располагалась на улице Екатерининской (Мира). Слева, там, где белеет хатка, – угол Красной и Штабной (Комсомольской). Авторство Рыльского подтверждается его характерным «почерком».
На поврежденном временем картоне сквозь облик города прошлого угадываются черты нынешнего. Таков единственный сохранившийся вид центральной части патриархального Екатеринодара.
Камера Рыльского запечатлела и портреты кубанцев, и многие знаменательные события из их жизни. Например, торжественное войсковое построение на плацу Екатеринодарской крепости по случаю панихиды по убитым во время Кавказской войны, а также в связи с освящением пожалованных Кубанскому казачьему войску 14 Георгиевских знамен и прочих отличий.
– Да-да, – подтверждает Борис в ответ на мой вопрошающий взгляд. – Тех самых, что вошли в число регалий. Они были вывезены походным атаманом Науменко. Проскитавшись вместе с изгнанниками почти весь XX век по Европе и Америке, недавно вернулись на Родину.
Снимал наш первый профессиональный фотограф и пребывание императора Александра II на Кубани. Кто и что было на этих снимках – можно только предполагать. Зато с уверенностью можно утверждать, что фотографии понравились высоким лицам.
Ведь вскоре Александр Федорович был удостоен звания «фотограф Его Величества», с правом изображения государственного герба на вывеске своего ателье. В начале семидесятых Рыльский перебрался в Крым, где продолжил свою деятельность.
А у «фотографии на Графской» появился новый хозяин.
Быль о Белецком
Звали преемника Петр Степанович Белецкий. Исследователям о нем известно мало. Все – из официальных документов. Примечательно, что городская Дума разрешила ему открыть фотоателье в доме на Графской в конце 1873 года.
При этом указывалось, что «он других заведений не имеет». Но уже через три года у Петра Степановича появляется еще одно фотоателье. Неподалеку от первого, но еще в более престижном месте – возле Областного правления, которое находилось на Красной в паре десятков метров от Екатерининской. Выходит, фотограф № 2 был не лишен предприимчивости.
Не был Белецкий обойден и лаской власть предержащих. Как и его предшественник, а потом и преемники, он тоже запечатлел для истории пребывание в наших краях особ царствующей фамилии. На этот раз – Александра III с императрицей. Петр Степанович преподнес им фотоальбом.
В ответ был одарен крестом с бриллиантами. А потом получил и звание Личного почетного гражданина города Екатеринодара. Впрочем, некоторые источники намекают, что произошло это в большей степени потому, что фотограф безвозмездно снимал заключенных городской тюрьмы.
Но за помощью к Белецкому обращались не только представители власти. По просьбе археологов он сфотографировал их находки, сделанные при раскопках знаменитого Курджипского кургана – одного из выдающихся памятников сарматской культуры.
В их числе – и золотые украшения, ныне известные всему миру.
Словом, кажется нам Белецкий человеком во всех отношениях, как теперь говорят, успешным. Тогда что же могло заставить редкого по тем временам специалиста предпринять неожиданный шаг?
В 1891 году через газету «Кубанские областные ведомости» он дает объявление о том, что является агентом Российского общества страхования капиталов и доходов и принимает заявления от желающих застраховаться.
– Что побудило Белецкого выступить в роли страховщика – желание преумножить собственное состояние или финансовые трудности? Была ли успешной деятельность известного фотомастера на новом для него поприще? – размышляет Борис Николаевич. А сам в который раз смотрит на портрет юной гимназистки, выполненный Мастером так, что кажется – ему удалось остановить мгновение.
Три костюмных снимка
Третий столп кубанской светописи – Семен Миронович Гольденберг. Он открыл свое заведение несколькими годами позже Белецкого. Правда, это удалось не сразу сыну часовщика из города Темир-Хан-Шура (ныне Буйнакск).
 |
Визитка С.М. Гольденберга
Сначала его фотоателье располагалось в доме госпожи Платоновой на перекрестке Красной и Екатерининской. Затем на выполненных Гольденбергом фотографиях появляется новый адрес: «Красная улица, собственный дом вблизи Армянской церкви». Свидетельство того, что семейная коммерция идет успешно. Ведь свой вклад в дело вносила и мадам Софья Гольденберг, известная модистка.
Авторитет мастера был столь велик, что ответственный, как теперь бы сказали, правительственный заказ на съемку для «Альбома костюмов России» был отдан именно ему.
Всякий поиск сведений в глубинах истории связан с трудностями. Но сюжет поиска этого альбома, по мнению Устинова, заслуживает особого внимания.
 |
Снимок из «Альбома костюмов России». Фото С. Гольденберга. Середина 1870-х гг.
– Было известно, что данное издание существует. Но каково оно, и есть ли на его страницах фотографии, сделанные на Кубани? – рассказывает исследователь. – В подобном случае можно только гадать. Или искать.
И я отправился в петербургскую библиотеку имени Салтыкова-Щедрина. Не один день я переворачивал кипы журналов и других изданий. Наконец, блеснула удача. Вот он, заветный альбом! Листаю его и на одном из разворотов вижу три снимка. Прямо на них надпись «Кубанская область». А внизу – микроскопическая строчка. Чтобы прочесть ее, пришлось раздобыть сильную лупу. И она подтвердила авторство Гольденберга!
– На снимках, можно предположить, крестьянин, приказчик и мастеровой. Но почему нет казака в привычной нам черкесске? – недоумеваю я.
– Действительно, к тому времени одеяние горцев уже прочно вошло в быт казаков, – усмехается Устинов. – Но резоны власти, утверждавшей перечень костюмов, так и остались неведомыми.
Гольденберг «отметился» в истории Кубани и как фоторепортер.
В 1885 году в Ильской забил фонтан на нефтепромысле французской компании «Стандарт».
«Для снятия этого интересного и красивого явления природы был немедленно приглашен наш лучший фотограф С. М. Гольденберг, – сообщили «Кубанские областные ведомости». – Ему удалось воспроизвести бьющий фонтан нефти вполне отчетливо и хорошо».
– Активная деятельность фотографа продолжалась вплоть до конца девятнадцатого века. Правда, в девяностых годах ателье перешло к мадам Софье, которая к тому времени уже содержала магазин модных галантерейных товаров, – усмехается Устинов.
Фотограф Его Высочества
Афанасий Петрович Чернов был уроженцем Екатеринодара. В родной город, который перерос статус крепости, но где по-прежнему чтили воинские звания, он вернулся в чине запасного нестроевого младшего разряда.
Ниже, по местным меркам, – некуда. Зато Афанасий Петрович обладал знанием секретов техники светописи и художественным вкусом. Недаром в течение десяти лет он проходил школу у мастеров Москвы и Харькова.
Это и позволило ему быстро завоевать популярность у екатеринодарцев. Но помимо таланта у Чернова были и практическая смекалка, и чутье на политическую конъюнктуру.
 |
Визитка А.П. Чернова
В сентябре 1888 года император Александр III с августейшей супругой Марией Федоровной побывал на юге России. Заехал он и в наш город. В честь пребывания семьи Романовых была воздвигнута Триумфальная арка на пересечении улиц Екатерининской и Котляревской (Мира и Седина). Теперь ее копия высится на Красной.
.jpg) |
Посещение Екатеринодара императором Александром III с семейством. Фото А. Чернова
Чернов уже в начале следующего года выпускает альбом из 18 большеформатных снимков в память об этом событии. Сегодня они позволяют и нам, если не вернуться в то время, то хотя бы представить его быт.
На фотографиях – внешний вид и интерьер квартиры наказного атамана, где останавливались высокие гости, Триумфальная арка и ротонда в Городском саду, серебряная скульптурная группа, поднесенная императрице офицерами Кубанского казачьего войска, депутация казаков из кубанских станиц и многие другие эпизоды официальной церемонии.
Из наград, которыми удостоили Чернова эти и другие высочайшие особы, можно было бы сформировать приличную витрину ювелирного магазина.
 |
Торжественный молебен во время празднования 200-летия Кубанского казачьего войска. Фото А. Чернова. 1896
За съемку же Великого князя Александра Михайловича на охоте в Красном лесу он был пожалован званием «Фотограф Двора Его Императорского высочества с предоставлением права иметь на вывеске вензель Великого князя».
В Екатеринодаре, как и в других крупных городах, адрес проживания был свидетельством общественного положения. За первые тридцать лет пребывания в южной столице Чернов открыл три фотоателье.
Если первое располагалось в съемном доме на Медведовской (Кирова), то последнее – уже во вновь отстроенном собственном особняке на Дмитриевской (Горького), неподалеку от Красной. Но снимки Чернова фиксировали и техническое и экономическое развитие некогда отсталой южной провинции. Он и сам принимал участие в этом процессе.
 |
 |
Запорожец. Фото А. Чернова. 1896
Пластун. Фото А. Чернова. 1896
В 1903 году Афанасий Петрович подал прошение о предоставлении ему возможности «воспроизводить снимки живой фотографии приобретенным аппаратом-синематографом фабрики Люмиера и демонстрировать им же в публике города Екатеринодара и окрестностях… вместе с заграничными картинами, а также показывать туманные картины способом волшебного фонаря как собственные, так и приобретенные мною».
– Таковы были отнюдь не первые шаги кино на кубанской земле, – комментирует Устинов пространный и несколько путаный на взгляд современного человека документ. – Просимое разрешение Чернов, конечно же, получил.
В дальнейшем он демонстрировал картины для публики и в школах всей Кубанской области. Вместо арендной платы отчислял десять процентов со сбора в Фонд взаимопомощи учителей. И все были довольны.
Лики прошлого
На рубеже веков множится число профессиональных кубанских фотографов. Они получают награды уже не за съемку августейших особ, а за мастерство.
Бывший кишиневский мещанин, а с 1900 года житель Екатеринодара, Иван Антонович Сумовский был отмечен высшим фотографическим призом – Гран-при в бельгийском городе Антверпене.
 |
Комитет по постройке церкви в ст. Пашковской. Фото И. Сумовского. 1908
– Техническое оснащение ателье Сумовского позволяло делать снимки разных размеров, включая большеформатные, – Борис Устинов разъясняет технические детали, пока я рассматриваю портрет Федора Акимовича Коваленко, ныне известный каждому кубанцу. – Большие снимки требовали и камеры соответствующих размеров.
.jpg) |
Учредитель Екатеринодарской художественной галереи Ф.А. Коваленко. Фото И. Сумовского. 1905
Стоимость подобного фотоаппарата с объективом по нынешним меркам соответствует цене нового «мерседеса».
Алексей Иванович Савенко перебрался в южную столицу из станицы Крымской, оставив тамошнее фотоателье своему брату.
Его ателье располагало даже собственным движком на случай перебоев в городской электросети. Работы мастера получили только на международных конкурсах пять золотых и серебряных медалей, а также – почетный золотой крест.
А ведь он успешно участвовал и в отечественных состязаниях.
Но плеяда фотографов отнюдь не исчерпывалась профессионалами. Были и любители, желавшие запечатлеть своих близких и красоту окружающей природы.
Это увлечение требовало немалых материальных жертв. Есаула Кубанского казачьего войска Пяновского оно едва не пустило по миру. Зато известно, что он первым в 1867 году сделал снимки древнего Сентинского храма, расположенного поблизости от станицы Зеленчукской.
Спустя девятнадцать лет другой кубанский фотолюбитель сфотографировал этот памятник истории не только снаружи, но и внутри. Его имя – Евгений Дмитриевич Фелицын.
 |
Портрет Е.Д. Фелицына. Без даты
Ныне оно присвоено Краснодарскому государственному историко-археологическому музею-заповеднику. Этот одаренный человек был потомственным казаком. Сам всю жизнь не снимал черкесски. Но его помыслы были отданы не военной карьере.
История, археология, этнография, география и музыка занимали его. Он буквально не выпускал фотоаппарат из рук. Его снимки войсковых регалий, улицы Красной начала девяностых годов XIX века – уникальны.
– Несомненное упрощение фотопроцесса и удешевление фотоаппаратуры не только множили ряды любителей, но и расширяли их возможности, – комментирует Устинов появившийся на экране компьютера очередной снимок.
На нем – снежный ледник, белый до рези в глазах. Его окружают контрастно черные отроги утесов. Понятно, что это высокогорье. Борис Николаевич поясняет:
– Приэльбрусье. Ледники Нахара. Работа Николая Минервина. Он, уроженец Екатеринодара, вошел в историю всемирной кинематографии. Но начинал с увлечения фотоискусством…
 |
Кавказ. Ледники Нахара. Фото Н. Минервина. 1908
Этот и другие снимки Минервин сделал, будучи петербургским студентом-«естественником». В 1908 году он и еще шесть его товарищей решили подняться на Эльбрус с западной стороны.
Так, как никто тогда еще не проводил восхождение. Позже свои выступления на эту тему Николай сопровождал показом световых картин. Выпустил в продажу стереоскопическую коллекцию «Кавказ», куда вошли виды и этнографические снимки Западного Кавказа. Фотографии были черно-белыми и тонированными в несколько цветов.
Это было не последнее путешествие Минервина по данным местам. Начинающий оператор запечатлел на пленку и некоторые особо выдающиеся виды и моменты последующих экскурсий.
На выставке в Риме он получил Большую золотую медаль за «синематографические работы». А вскоре общество «Ханжонков и К°» пригласило его для съемок Кавказа. Так началась кинобиография Николая Львовича Минервина.
Групповой портрет на фоне времени
29 сентября 1909 года в зале Кубанского Александровского реального училища собралось 12 фотографов. Они и стали членами-учредителями Кубанского фотографического общества.
На основе уставов подобных объединений Москвы и Харькова выработали собственный устав. Он и был утвержден начальником Кубанской области.
На первом общем собрании председателем избрали глазного врача Н. А. Ерохина, а его заместителем – инспектора реального училища С. И. Борчевского.
Весной следующего года КФО насчитывало уже 46 членов. Среди них были: городской глава И. Н. Дицман, купец Е. Г. Тарасов, барон О. В. Розен, профессор С. В. Очаповский, директор Екатеринодарской картинной галереи Ф. А. Коваленко, директор Кубанского войскового музея И. Е. Гладкий и другие известные личности.
Они, как и все, платили членские взносы – сначала три, а потом пять рублей в год.
Все-таки общество испытывало материальные трудности. В целях пополнения кассы придумывались различные проекты – от устройства спектаклей и увеселительных фотомаскарадных вечеров до открытия собственного фотоателье и выпуска открыток с видами «маленького Парижа».
 |
 |
Войсковой Александро-Невский собор. Фото Е. Фелицына. Нач. 1890-х гг.
Перекресток ул. Красной и Штабной (Комсомольской). Фото Е. Фелицына. Нач. 1890-х гг.
Некоторые из начинаний все-таки увенчались успехом, но не принесли значительных средств. Это были фотовыставки. Первая носила местный характер, хотя и представляла 3660 фотографий, диапозитивов и стереоснимков различных жанров.
Через московский журнал «Вестник фотографии» оповестили всю Российскую империю о второй выставке в Екатеринодаре.
Потому в числе победителей были, например, две дамы из Киева, специализировавшиеся на художественной фотографии, представители Латышского фотообщества и мастер из Нижнего Новгорода.
Среди отмеченных были и кубанцы. Обращает на себя внимание тот факт, что серебряную медаль за цветные снимки (золотые не присуждались) в числе прочих получил местный купец Е. Г. Тарасов, представитель могучего семейного финансового клана.
КФО сделало попытку объединить в своих рядах и любителей, и профессионалов. Но противоречия между двумя категориями были слишком глубоки.
 |
Члены Кубанского фотографического общества в гостях у фотографа А.И. Савенко. 1912
Уже на первых порах существования КФО многие выступали за недопущение в состав правления тех, кто использовал фотоискусство для прокормления.
Вскоре после второй выставки организовалось новое объединение – Общество фотографов-любителей. Но некоторые совмещали членство в одном и другом.
– Оба продержались до 1917 года, когда началась совсем другая история, – завершает свое повествование исследователь.
– А как сложились судьбы ваших героев после прихода советской власти? – спрашиваю я, хотя мы перевернули последнюю страницу монографии, а экран компьютера вновь демонстрирует картинку-заставку.
– По-разному. Алексей Савенко какое-то время продолжал работать по тому же адресу. Только улица Екатерининская, где располагалось его ателье, стала именоваться Пролетарской.
Иван Сумовский с сыном уехал во Францию. Его жена и помощница Елена, тоже член КФО, осталась в Краснодаре.
Непродолжительное время в городе еще появлялись снимки, на обороте которых была напечатана фирменная визитка. Это то, что касается профессиональных фотографов, владельцев ателье.
Непрофессионалы строили свою судьбу в соответствии с той специальностью, которой обладали. Учитель Владимир Егунов, прославившийся своими снимками, сделанными во время путешествий по России и миру, продолжил педагогическую деятельность.
Он преподавал в Совпартшколе, был доцентом Кавказской высшей коммунистической сельскохозяйственной академии. Он же сконструировал настольный театр марионеток для детей и составил проект зоопарка в Краснодаре.
– А сегодняшние изображения насколько долговечны? – спрашиваю я о современных фотографиях.
– Они будут исчезать. Особенно быстро выцветают и словно растворяются во времени цветные фотографии. Но люди теперь не думают о вечном, – отвечает Борис Устинов.
Источник: МСК
В столице Кубани открыта фотовыставка МВД 
Реконструктор истории. Чтобы следующие поколения не повторяли ошибок прошлого 
Репортер. Когда слова лишние 
Краснодарцев научат делать рисунки на фотографии