«АиФ-Юг» поговорил с ученым о состоянии российской науки, о том, почему нашим изобретателям тяжело превратить блестящую идею в конечный продукт, и, конечно же, о последней разработке Владимира Бабешко, благодаря которой скоро можно будет с точностью предсказывать место, время и силу землетрясений.
Нефть и землетрясения
«АиФ-Юг», Федор Пономарев: Эйнштейну приписывают слова: «Если не можешь объяснить что-то 6-летнему ребенку, значит, сам этого не понимаешь». Владимир Андреевич, а вы можете объяснить, чем занимаетесь?
Владимир Бабешко: Во всяком случае, когда я объясняю свое дело внуку, он понимает. Сейчас мы впервые построили модель одного типа землетрясения от начала и до конца. Все знают, что землетрясения происходят при сближении литосферных плит. Раньше считали, что при схождении они ломают друг друга, но, оказывается, если одна находится выше, то она может, словно ножницами, срезать другую. Если литосферные плиты находятся на расстоянии, то ничего страшного нет, но когда они уже подошли, но еще не начали давить друг на друга, уже может быть землетрясение.
- А как вы отслеживаете эти процессы?
- У нас есть GPS-приемники в различных сейсмоопасных местах, благодаря которым мы узнаем о движении литосферных плит. Они связаны сразу с 5-ю спутниками, поэтому фиксируют изменения до миллиметра. Но новшество не в этом, а в разработанном математическом методе: если все моделируют точками, то мы делаем это намного быстрее блочными элементами, будто строим из кубиков. Понимаете, у немцев и американцев такая техника существует уже лет 15 – GPS у них давно работает, но сделать следующий шаг они не смогли. А у нас получилось.
- То есть, проще говоря, вы научились прогнозировать землетрясения?
- Пока в мире никто не может предсказывать землетрясения, но вы почти угадали – скоро мы сможем прогнозировать время, место и интенсивность землетрясения. Сейчас мы подошли к этому максимально близко. Составить карту литосферных плит можно по эпицентрам прошлых землетрясений, там, где это нужно, уточнить специальным вибросейсмическим источником расположение плит и разрезов. Вибросейсмический источник (многотонный грузовик со специальным оборудованием) используют, в первую очередь, для поиска полезных ископаемых. Если же установить на него нашу программу, то он одновременно будет давать информацию о возможных землетрясениях. Это очень важно, потому зачастую богатые нефтью районы одновременно и сейсмически опасные. Для создания таких, действительно пионерских, проектов нужны инвестиции, но у нашей технологии сейчас просто нет аналогов в мире.
Престиж вернется?
- Принято считать, что русские ученые могут изобрести все, что угодно, но превратить идею в конечный продукт им не по силам. Вы согласны?
- Да, в этом действительно наша слабинка. И она, к сожалению, была воспитана Советским Союзом, точнее, плановой системой экономики, когда контролировался каждый шаг, и нельзя было самостоятельно инвестировать в перспективные разработки. Если бы в свое время мы привнесли немного капитализма в плановую экономику, как это сделал Китай, ситуация была бы другой.
- Но в то же время в СССР ученые считались элитой общества, а на кого сейчас равняться?
- Престиж профессии, сильно упавший в 90-е годы, потихоньку возвращается. Именно тогда, после распада Советского Союза, произошла девальвация ученых степеней – кандидата и доктора наук. Степени гарантировали прибавку к зарплате, которой сейчас нет. Получить степень в СССР было очень сложно: высокие требования, внутренние конкурсы, тщательнейшие проверки. А в 90-е эта система рассыпалась. В советские времена никто не мог представить, что защищаться станут просто богатые люди. Только три года назад требования к защите диссертаций вновь были ужесточены, и резко уменьшилось число претендентов.
- Владимир Андреевич, сейчас молодой человек, решивший заниматься наукой, может достойно зарабатывать, содержать семью?
- Если он не в состоянии конкурировать с другими за гранты, то вряд ли. Хотя ученый может достойно зарабатывать, ведь именно молодым сейчас власти создали хорошую поддержку. Есть конкурсы для молодых ученых - до 32 лет, докторов наук - до 40 лет, и там ребята могут себя проявить, не конкурируя с такими старыми боровиками, как, например, я. И эти ребята продвигаются, например, мой ученик Игорь Рядчиков, прекрасный ученый, робототехник.
Но вы поймите, что настоящих ученых деньги мало интересуют – да, они нужны на приборы, материалы, расходные материалы. Но учеными движет азарт исследователя – сделать что-то новое, решить задачу первым в мире. Это бизнесмены должны искать пути для обогащения, а у ученых цель - прилагать усилия для решения новых задач, которые могут двигать экономику вперед.
Олимпиада как катализатор
- Один российский академик не так давно сетовал, что российской науке не хватает «внятной государственной стратегии». Неужели она так важна?
- Знаете, почему мы продвинулись с сейсмическими разработками? Потому что в стране поставили грандиозную задачу – провести сочинскую Олимпиаду. И нам поручили обеспечить сейсмическую безопасность. Я ездил в Ванкувер, встречался с сейсмологами, посмотрел, как работали они во время Олимпиады. В итоге у себя мы сделали в 3-4 раза более мощную систему – сами канадцы признают, что такого уровня сейсмической безопасности не было ни в одной стране.
Да, Олимпиада - это не атомный проект, который сильно продвинул советскую науку, но во время подготовки к ней мы создали прорывные вещи, которые на Западе никто делать не может. Поэтому нашим властям необходимо ставить большие и серьезные задачи. Во времена СССР, если появлялось за рубежом что-то новое (в оборонном секторе), собиралось высшее руководство и ставило задачу. И наши ученые делали лучше – поэтому нас уважали и боялись. И тех вольностей, что позволяет себе Запад откалывать сейчас, тогда не было.
Понятно, что в экономике сейчас не лучшие времена, но никто не просит увеличить финансирование – ту же сейсмическую безопасность в Сочи-2014 мы сделали практически бесплатно.
- А что бы вы позаимствовали у зарубежных ученых?
- Пожалуй, принцип конкуренции. Понятно, что бизнес идет только туда, где видит быструю прибыль. Но у нас много монополистов, а на Западе не дают одному человеку держать в руках целое направление, только конкуренция рождает движение вперед. Задача антимонопольных служб следить за этим. У нас в этом плане мало что делается. Например, сейчас в США несколько частных компаний делают многоразовые ракеты, но идею эту давно еще разработал наш академик Владимир Уткин.
Вы знаете, почему мы отстали от Запада по компьютерным технологиям? Потому что власти решили, что нам не надо над этим работать. СССР обошел всех и в атомном проекте, и в ракетостроении, даже приезжавший к нам отец кибернетики Норберт Винер говорил: «Если так дело пойдет и дальше, Россия нас обгонит». А в это время ламповые вычислительные машины стали заменяться новыми – полупроводниковыми. В США появилась знаменитая Силиконовая долина. Но наше правительство решило, что ученым не стоит тратить на это силы – пусть американцы разработают, а мы уж потом получим технологию. Но надо было развиваться параллельно, ведь вместе с микросхемами развивались и линии по их производству, и роботы для создания микросхем. По той же причине мы проиграли с робототехникой - власти решили, что нам это направление неинтересно.
В итоге получается, что все упирается в государственное планирование – если бы в свое время советское правительство не пожадничало, и компьютеры у нас были бы не хуже западных, и роботы. Поэтому властям нужно смело ставить перед наукой амбициозные задачи, а ученых, которые смогут их решить, у нас хватает. Мы знаем, что люди радуются успехам спортсменов, артистов, но не меньше радости приносят достижения страны в науке, технике, технологиях. Это особенно чувствовалось в советские времена, тогда достижения действительно воодушевляли людей. Неплохо бы вернуть людям эти ощущения.
Кубанский ученый Лопатин решил не обжаловать приговор ради науки 
В Сочи нашли несколько неизвестных науке видов пауков 
Доцент беднее менеджера. Как преодолеть кризис в российской науке? 
Смерчи, циклоны, сероводород. Что происходит в глубинах Черного моря