«Мой дядя Вакер Удо – немец, - пишет Елизавета Федотова. - И у него свое мнение о Второй Мировой войне. И именно благодаря ему, его рассказу, я поняла, что нет «немецкого» или «русского» - есть «человеческое» убеждение».
Лазурные глаза с золотыми солнцами
«Я долго рассматривала огромный портрет, висящий в гостиной дядиного дома. Цветные карандаши мягкой растушевкой прекрасно передали на бумаге красоту статного мужчины. Русые волосы в кольцах, прямой, чуть великоватый нос и тонкие губы. А особенно красивы были глаза - большие, лазурные, с золотыми солнцами, обрамлявшими зрачки. Только что-то смущало меня, было чувство, что все лицо живое, а глаза - мертвы. В них не было ни искры мысли, ни смешинки, ни отпечатка прошлого. Они были просто красивыми.
- Это мой дедушка, - сказал дядя.
Я плохо знаю немецкий, но эту фразу понять было несложно.
- Я его очень любил. Он меня тоже. Жаль, что не видел.
- Кого? - робко переспросила я, боясь, что неточно перевела последнюю фразу.
- Никого. Он никого не видел. Мой дедушка был слепым.
Позже, за ужином, я слушала русскоязычный перевод истории, оставившей глубокий след в моем сердце.
На войне как на войне
Эмиль Вакер - первый красавец в городе и самый завидный жених, в свои 19 лет вскружил голову не одной девушке. Спроси тогда любую – «Что тебе так нравится в нем?», и она прошептала бы что-то про необъяснимо красивые глаза. А потом налетела война, прозванная во всех учебниках истории Второй Мировой.
Дядя рассказывал, смотря в одну точку, порывисто, эмоционально, погружая меня в то время, отчего создавался эффект присутствия. Вот вокзал, двое на перроне. Эмиль и его лучший друг. Поезд, отправляющийся на фронт, отходит через час.
- Я не хочу, понимаешь, не хочу! - кричит его друг, отрывая пуговицы на рубашке, - я не могу убивать!
Эмиль сжимает друга, хлопает по спине, он не знает, что нужно говорить сейчас.
- Мы никого не убьем. Давай пообещаем это друг другу?
И они пожимают руки, зная, что врут.
Вагон, забитый новобранцами. Лица серые, суровые. Эмиль пытается отыскать среди этих одинаковых масок своего друга.
- Вольфрам Крамер, кто видел Вольфрама?
Один из парней, сидящий в проходе, смачно сплюнул на рельсы.
- Застрелился он, ты что, не слышал?
- Как.... Как?! Когда?
- За полчаса до отправления. С запиской нашли, написал, что выполнил какое-то обещание.
- Убивать, он никого не убьет, - прошептал Эмиль, закрыв глаза.
Пять дней в вагоне, бесконечный стук колес, остановки, подсаживают новых. Я словно вижу этих солдат. Все пуганые, злые. Ночь. Очередная бомбардировка с самолетов. Одна из бомб разрывается в вагоне. Почти все гибнут на месте, а те, кто выжил - уже не похожи на людей. Среди них юноша с окровавленным лицом. Юноша, что рыдает без перерыва. Он хватал каждого, кто пытался поднять его, тряс и кричал, пытаясь рассмотреть того, кто причинил ему эту боль. Но с этого дня он уже никогда ничего не увидит. Никто не понимал, отчего этот парень сходит с ума? Все кости целы, лицо лишь изранено осколками… Невозможно было понять, что его ослепило...
Дяде дедушка про войну рассказывал лишь однажды. И каждое слово врезалось в память.
- Я не видел войны. Но я слышал ее. Слышал по пути домой, в госпиталях, за окном вагона. Слышал то, что никогда не смогу забыть. Я слышал, как умирают. И скажу тебе одно - и русские и немцы умирают одинаково. Одинаково кричат и молятся, а это одинаково на всех языках. И, знаешь, в этой жизни я пожалел лишь об одном. Что тогда не застрелился вместе с Вольфрамом. Зато я выполнил данное ему обещание».
«Трудности переносили с юмором». Как строилась Байкало-Амурская магистраль 
Однажды 200 лет спустя. В кубанской семье счастье передается по наследству 
«Расстались бойцами, встретились офицерами». История одной фотографии 
«АиФ-Юг» поздравил участников краснодарского Бала ветеранов «Ровесник»