Недавно все российские вузы исключили из Болонской системы – о том, что давало участие в ней, куда теперь будет двигаться отечественное высшее образование, стоит ли возвращаться к советской вузовской системе и многом другом «АиФ-Юг» рассказал доктор филологических наук Алексей Татаринов.
Русификация системы
Федор Пономарев, «АиФ-Юг»: Алексей Викторович, расскажите, как изменила Болонская система наши вузы – многие знают о ней только то, что вместо специалистов (пять лет обучения) университеты стали выпускать бакалавров (четыре года) и магистров (шесть лет)?
Алексей Татаринов: С Болонской системой все не так просто, как представляется сейчас в верном идеологическом отрицании Запада. Когда она пришла к нам и стала менять учебный процесс, большинство преподавателей не скрывали негативных чувств. Не без оснований подозревали ущерб: сокращение числа часов и количества ставок по кафедре, увеличение объема бумаг, страданий от новых стандартов. Кое-что быстро сбылось. При любых изменениях в образовании отчеты становятся масштабнее, а проверки – злее.
Однако в течение первых лет рельефно обозначались и плюсы. Каждая кафедра, причастная к магистратуре, выросла в профессионализме и возможностях преподавать то важное и любимое, что не всегда помещалось в специалитете. Кафедра зарубежной литературы и сравнительного культуроведения, которую возглавляю я, разработала 17 новых дисциплин; взаимодействие со студентами стало еще более основательным. Жить в своей специальности стало интереснее! Магистратура дала хороший результат в подготовке кадров. Трое выпускников нашей программы сейчас мои коллеги, по-настоящему перспективные.
Русификация Болонской системы шла параллельно с ее внедрением - в большинстве провинциальных вузов сработала здоровая инерция. Многобалльная дурь так и не появилась, сохранились привычные оценки. Учебная мобильность сумасшедшей не стала. На многих факультетах новая модель, прибавляющая магистратуру к бакалавриату, стала усиленной, шести или семилетней формой специалитета. Главное внутреннее требование было одно: чтобы дисциплины магистратуры не повторяли предметы бакалавриата. Многие с этим справились.
- Какие моменты в российской магистратуре были и остаются самыми спорными?
- Главный из спорных – перемена участи. Можно четыре года обучаться на физика или биолога, а потом за два года превратиться в историка или журналиста. Хорошо ли это? Или порождает хаос? Рискну сказать, что в гуманитарной сфере это скорее хорошо, чем плохо. Часто детей родители после школы направляют на экономический или юридический факультеты. Ребенок не хочет, но терпит. Терпит и читает, читает и мечтает не сидеть в суде или в банке. Когда бакалавр модных наук состоялся, он идет, например, на филфак, чтобы не просто получить, а еще и подтвердить самостоятельно полученные знания. И учится лучше бакалавров-филологов, и работу после получения диплома магистра ищет прицельнее. Таких случаев у меня был не один и не два.
Второй момент еще сложнее – это отношение стандартного магистранта к своему новому двухлетнему образованию. Да, есть проблема выгорания после первой ступени. Бывает, приходит человек просто за еще одним дипломом. У многих иное – устраиваются на работу, чтобы обеспечивать себя, иногда платить за магистратуру, и – прощай, пары. Или почти – прощай. Когда был ковидный дистант, российский вариант Болонской системы не горевал. Работу и учебу было совмещать легче. Возможно, стоит рассмотреть такой синтез – очное и дистанционное в магистратуре. Ради увеличения посещаемости занятий и уменьшения стресса студентов от частой невозможности быть.
Back to USSR?
- После выхода из Болонского процесса громче ещё громче стали слышны призывы вернуться к советской системе образования. Возможно ли такое?
- Вернуться никуда нельзя. Можно двигаться – бегом или ползком – только вперед. По двум причинам стоит осторожно относиться к восстановлению советской системы образования. Во-первых, был сильнейший прессинг идеологии и цензуры. Он породил две ключевые фигуры эпохи позднего Союза. Фарисея, который говорил одно, а думал и хотел другого. И нигилиста, циничного и всегда готового к любым разрушениям. Именно фарисеи и нигилисты стремились уничтожить нашу страну 30 лет назад. Возвращать им ту образовательную среду для новых безобразий мне не хочется! Во-вторых, за последние десятилетия построена цифровая цивилизация, полностью отсутствовавшая в СССР. Не учитывать ее сейчас мы не имеем права, и это многое делает невозвратным.
Сегодня такое не пройдет. Перед каждой сессией мы обязаны переделать экзаменационные бумажки по всем дисциплинам, потому что изменился год. Был учебный 2020 – 2021, а пришел иной: 2021 – 2022. Чувствуете разницу? Гони все заново! И вот так со всем огромным пакетом документов. В доцифровой университетской жизни царили профессора и пламенные доценты. Сейчас – лаборанты, эти жрицы компьютерного века. Наши Наташи, Яны или Саши бесконечно перепечатывают, выгружают, загружают, меняют титульные листы, вставляют в программы новые компетенции, рыскают в поисках обновленных, почему-то испортившихся за год подписей… Болонскую систему мы преодолеем, в этом не сомневаюсь. Но победим ли бюрократического дьявола? Он спокойно встраивается в любую идеологию, с серым лицом усядется под каждым поднятым флагом. Ему что Болонская, что неосоветская…
Образование как пространство жизни
- Алексей Викторович, и последнее, сейчас часто говорят о кризисе самой модели высшей школы – мол, хоть четыре года, хоть пять или шесть - слишком долгий срок для подготовки узкопрофильных специалистов. На ваш взгляд, какие перспективы у высшего образования вообще?
- В чем Болонская система безусловно вредна – так это в своей фрагментарности и в экстазе от узкой специализации. Вспоминаю свой давний разговор со старым американцем Джоном. Мы оба занимались христианством, преподавали библейскую словесность студентам. Он в Америке, я в Краснодаре. Заспорили о протестантизме. Я стал разворачивать перед «западным партнером» картину византийского православия, дабы показать исторический путь нашей веры. Джон сделал останавливающий жест рукой: «Нет, Алекс, не надо. Я занимаюсь христианством, каким оно стало с 16 века, начиная с Лютера. Константинопольская религия мне не интересна, да и не знаю о ней почти ничего. Византийским православием занимается Билл, но он со мной не приехал. Его бы и спросил».
Русская система высшего образования – это энциклопедизм, общая история любого значимого процесса и воспитание целостного человека. И в советское время, и сейчас мы пониманием главное: познать творчество Уайльда, Достоевского или Виктора Лихоносова нельзя в изоляции от всемирной истории литературы. Если мы сконцентрируемся лишь на одном, пусть великом явлении, наше знание будет относительным и обманным, воинствующе неполным. Именно поэтому на филфаке много зарубежной литературы. С одной стороны, именно этот ракурс показывает и обостряет путь национальной словесности. С другой, все Одиссеи, Гамлеты и Дон Кихоты оказываются русскими героями, расширяют отечественное сознание до всемирного, и тут же скрепляют эту новость великим и могучим – нашим - языком. Говорящий по-русски принц датский уже не только шекспировский персонаж.
Много читая новейших европейских и американских романов, сталкиваюсь с тяжкой западной хандрой, с усталостью от бытия, с нежеланием радоваться солнцу, да и просто продолжать себя в рождении детей. Это как-то связано с Болонской системой? Может быть. Запад давно предал университетскую классику и сделал ставку на подготовку «работника», «исполнителя», «менеджера», нормально скучного человека. Конечно, потенциального долгожителя и эгоцентрика. Никакой идейности; все дидактики, мировоззрения и великие картины мира тонут в пустынной свободе выбора, когда ты курсируешь от спецкурса к спецкурсу, собирая свои баллы под бдительным оком стратегов. Под раздутой легендой о потрясающей личностной активности западного человека скрывается и отсутствие Неба, и недопущение какой-то иной истории, кроме современного либерализма. В этом контексте – и полное непонимание России, отрицание всех ее желаний и претензий. Болонская система зорко следит за тем, чтобы случайно не вырос мыслитель. Например, истинный защитник великой Европы. Посмотрите на нынешних политиков и правителей Европы или США – пигмеи с дипломом магистра.
Болонскую систему мы преодолеем, в этом не сомневаюсь, но победим ли бюрократического дьявола?
В Кубанском университете вхождение в Болонский процесс не изменило главного – ключевые дисциплины не были раздроблены и разгромлены. Курс на соединение гуманитарного образования и воспитания в целом утрачен не был. Не много ли это – учиться в вузе 5, а то и 7 лет? Не решают ли важнейшие проблемы трудоустройства лаконичные курсы? Я рос в профессорской семье, где был культ книг и абсолютная уверенность в необходимости высшего образования. Нет, никакого презрения к простым профессиям не было. Однако дед и бабушка (ими был воспитан) как-то очень рано объяснили, чем должен отличаться человек с высшим образованием. С детства и до конца дней читать, очень много читать. Не просто читать, а обсуждать высокую литературу – с ближними, с самим собой. Интересоваться политикой, быть хорошо осведомленным о друзьях и врагах Советского Союза. Вести дневник, постоянно наблюдать за собственной жизнью, одерживать победы над самим собой. Не окунаться в массовую культуру, не тратить время на футбол (вот тут я проиграл полностью). Знать иностранные языки, но более всего – русский. Помнить, что работа с правильным ударением в словах не имеет конца. Учиться только на дневном отделении, ни с чем иным учебу не совмещая. Обязательно хотеть, хотеть до последнего стать аспирантом и написать диссертацию.
Таким образом, для меня высшее образование – не набор компетенций или полученных онлайн навыков, а пространство жизни, пожизненный труд, постоянно возобновляемая связь с интеллектуальными задачами. Университетский человек может качественно заниматься «узким», лишь когда прошел многолетний путь «широкого». Такова, думаю, отечественная традиция высшей школы. 7 лет – это не много. Курсы и тренинги – для вполне понятной житейской прагматики. Университет – это создание нового человека. Идеалистично? Пусть так. Страна нуждается в романтиках, способных на прорыв. Разных функциональных людей и так много наделали.
