«Я несколько дней писал это - у меня болят пальцы рук, глаза плохо видят. Напишу немного и бросаю, опять чуть-чуть напишу… и бросаю. Ведь мне уже 97 лет… Подправьте мое письмо…»
Это письмо нам написал наш читатель Леонид Наноян из Новороссийска. 14-летним мальчишкой он юнгой попал на корабль и прослужил до конца войны. Леонид Николаевич, несмотря на сложности, описал нам свою историю. К слову, править его рассказ нам совсем не пришлось. Впрочем, судите сами.
Мама ушла и не вернулась
«Я родился в Краснодаре, в бедной армянской семье, - пишет Леонид Николаевич. - Родителей своих не помню - рано их потерял. Сколько мне тогда было лет - не помню, два-три года. Дом наш находился на улице Шаумяна (ныне Рашпилевская) на перекрестке с улицей Пашковской.
Отец был калекой, но работал сапожником, мать чернорабочая. Папа умер, а мама как-то ушла на вокзал и не вернулась. Помню, что в комнате меня одного нашли соседи. Они отвели меня в приют, который находился на улице Горького.
Там я пробыл до тех пор, пока не пришла пора идти в школу. Меня перевели в детский дом, который находился в станице Пашковской. Здесь я находился до седьмого класса. Когда началась война, 22 июня 1941 года, нам, ученикам, сказали: «Ребята, бросайте учебу, надо в тяжелое время помочь Родине - после доучитесь. Кто хочет работать - поднимите руки!» Я поднял.
В сентябре 1941 года меня вывели из детдома и направили в Ейск в автотранспортную контору - гараж автобусов. Чем я занимался? Что мне поручали, то и делал. Так наступил август 1942 года. Когда подошли фашисты, и все оставляли город, меня передали морякам Азовской флотилии, переодели в военную форму. В отряде, куда меня определили, взрослые сказали: «Будешь нашим воспитанником – юнгой!»
Первые ранения
«Отряд выполнял задания командования, уничтожал объекты жизнедеятельности города, чтобы не достались врагу, особенно важно было уничтожить училище военно-морских летчиков, - продолжает Леонид Наноян. - После выполнения задания утром 5 августа 1942 года на моторной шхуне мы оставили город и направились в порт Темрюк, где находился штаб Азовской флотилии контр-адмирала Сергея Георгиевича Горшкова. Меня определили при штабе вестовым - разносил куда требовалось указания, распоряжения и т.д. Мне это было несложно - день и ночь я бегал, выполнял поручения. Однажды ночью на меня напали собаки и покусали. Тогда мне выдали винтовку, показали, как пользоваться и сказали: кого встретишь ночью - стреляй. Однажды днем, выполняя задание, попал под налет фашистских самолетов, вовремя не спрятался и получил два легких ранения. Но все обошлось.
Вскоре мы получили задание оставить Темрюк и следовать в Новороссийск. Так вместе с отрядом я прибыл в город-герой, на девятый километр Сухумского шоссе, где располагался штаб командования НВМБ.
Пробыв там несколько дней, был отправлен с отрядом военных моряков в Батуми, винтовка была при мне. Здесь меня определили в отдел плавсредств гаваней тыла Черноморского флота, который в то время входил в состав действующей армии. Там меня назначили матросом I класса на буксирный катер «Стриж». Его готовили для высадки десанта на турецкий берег до конца января 1943 года. Меня приняли в комсомол, и на этом катере я проработал до конца 1944 года.
Буксирный катер в основном выполнял рейдовые работы - буксировка плавсредств, плавцистерн с топливом, переброска личного состава и т.д.
Меня, как младшего, берегли. Например, когда катер уходил на Малую землю, оставляли на берегу, ведь катер мог не вернуться».
Неловкость вышла
«В июле 1944 года получил задание отбуксировать катером плавцистерну с авиабензином из Керчи в станицу Ахтари (сейчас это город Приморско-Ахтарск), - пишет Леонид Николаевич. - Так как в Керченском проливе было полно мин (хотя их протралили), на всякий случай впереди двигался тральщик, следом мы. При выходе из пролива вдруг на корме трала, где находятся моряки, раздался взрыв, крики раненых людей. Мы быстро отдали буксирный трос, бросили в воду. Меня высадили на плавучку - нельзя оставлять без присмотра. Катер подошел к тральщику. Из четырех человек трое ранены. Четвертый член команды – моторист -работал впереди рубки - у него все в порядке, не пострадал.
При выборе трала что-то неправильно сделали моряки - и взорвался подрывной патрон. Забрав раненых, катер ушел в Керчь - отвез их в госпиталь. А через час привез новых минеров на тральщик, и мы продолжили буксир в Ахтари.
Там, при выгрузке бензина, я решил прогуляться по станице и встретил двух девочек примерно моего возраста - 15-16 лет. Разговорились, и девчонки пригласили к себе домой - угостили простой бедной едой. Старшина предупредил, что долго гулять некогда, и я засобирался. Девчонки пошли меня провожать, взяв с обеих сторон под руки.
Девчонок в порт не пустили, я попросил их подождать, сам сбегал на катер, переоделся и, взяв две банки американской тушенки, две банки сгущенки и полкилограмма сливочного масла, вернулся к ним на берег - отблагодарить их за прием. Как они обрадовались моим гостинцам - не передать словами.
Мы отчалили и вернулись в Керчь, где продолжили работу».
Накрыло волной
«Наш буксирный катер «Стриж» работал на Керченской переправе с апреля по декабрь 1944 года, пока не закончился запас топлива, - вспоминает Леонид Николаевич. - Получить бензин для нашего катера для работы двигателя в Керчи не было возможности. Он был американского производства и работал на авиабензине.
Далее мы получили приказ следовать в Анапу на «бункеровку», хотя на море был сильный шторм, более шести баллов, а катер имел проходимость до трех баллов. На пароходе нас кидало, сильно кренило, мы черпали воду бортами и в один момент нас накрыло волной. Двигатель заглох, и катер понесло, а в 100 метрах от берега он стал на киль. Оставаться на борту было опасно, мы попрыгали за борт и поплыли на берег. Это было в ночь на 6 декабря 1944 года. Все четыре человека остались живы. В темноте мы добрались до хутора Витязево, где нас обсушили, накормили, обогрели и сообщили в Новороссийск.
Война со льдом
Через несколько дней меня направили работать на рейдовый буксир К-12, который обеспечивал строительство моста через Керченский пролив. Его начинали строить немцы, а мы достраивали. Мост был построен, по нему ходили поезда. Даже сам Ворошилов переехал мост, вместе со своей свитой возвращаясь с Ялтинской конференции трех держав.
В 1944 году была холодная зима, Азовское море замерзло.
В 1944 году была холодная зима, Азовское море замерзло. В конце февраля резкое потепление сделало свое подлое дело - лед тронулся. Нам нужно было не достраивать мост, а спасать его от разрушения. По обоим берегам пролива установили минометные батареи, они разбивали лед, чтобы он проходил между сваями. На буксире у нас минеры выскакивали на лед, ломали, пробивали лунки, опускали заряды и взрывали лед. Несколько дней была настоящая война со льдом. Но мост не выдержал напора льда и начал разваливаться. Ведь все Азовское море не взорвешь.
Еще долгое время после войны стояла средняя уцелевшая часть моста, напоминала, что когда-то он здесь был.
Ну а наш буксир тоже скоро вышел из строя. Так как мы питали котел не пресной водой, а прямо из моря, трубки котла покрылись толстым слоем соли - котел перестал вырабатывать пар. Нужен был ремонт. И нас поставили надолго в Керчи. В общем, мы встретили конец войны - 9 мая 1945 года, стоя на ремонте. Но это был самый счастливый день за все эти долгие годы.
