Человек с поистине уникальной биографией живёт в городе Армавире Краснодарского края. Видел Сталина, был свидетелем Новочеркасского бунта, спасал архив Солженицына. Историк и краевед Борис Берендюков поделился с «АиФ-Юг» подробностями знаковых встреч, событий и рассказал о том, зачем нужно знать своё прошлое и чему нас учат уроки истории.
Бунт после парада
Живого Иосифа Сталина Борису Берендюкову удалось увидеть в возрасте 11 лет. «Не вблизи», - каждый раз поясняет он, но случай всегда возбуждает любопытство, люди требуют подробностей, попросили и мы.
«Мы тогда жили в Москве (отец военный, получил новое назначение и мы переехали из Владивостока). В тот день был праздник авиации с воздушным парадом. На аэродром в Тушино ринулась и Москва, и Подмосковье. До слёз хотелось на парад и нам с Геной, старшим братом. Авиация - элита армии, все пацаны мечтали стать лётчиками. Папа нас повёз. Трамвай брали с боем! Люди цеплялись, висели.
Места заняли под трибуной, на которую и поднялся Сталин. То, что происходит необычное, мы поняли по возгласам, все вскочили, смотрели в одном направлении, поверх наших голов. Увидел и я: вождь и несколько военных идут мимо нас по лестнице к трибуне. Парад был зрелищем захватывающим, сердце ёкало от виражей наших «соколов». В небо поднялся и сын Сталина - Василий. И мы оборачивались на Сталина и одобрительно кивали, мол: молодец Василий, ас! «А какой он был?», «И неужели без охраны?» - часто спрашивают. Отвечаю: «он» был без охраны и казался своим. В семье не говорили о репрессиях. Ну, или мама с папой старались, чтобы мы не слышали. Солнце, небо, самолёты... Я был уверен, что живу в лучшей на свете стране - СССР. Это одно из лучших воспоминаний детства».
Одно из худших оказалось - из эпохи правления Никиты Хрущёва.
«Слабым руководителем был Хрущёв, его не любили. Заявляю как свидетель Новочеркасского бунта, - говорит Борис Николаевич. - В 1962 году я служил в армии, получил поощрение - 10-дневный отпуск. События начали развиваться первого июня, а я домой (родители жили в Новочеркасске) приехал накануне. О причинах бунта много мнений. На мой взгляд, совпали два момента. В стране и городе было очень плохо с продовольствием, перебои с хлебом.
Решением правительства (но «по просьбам трудящихся»!) подняли цены на мясо, масло и прочее. Одновременно на местном заводе по производству электровозов на треть подняли норму выработки. Рабочие бросили работу, пошли в заводоуправление с резонным вопросом: на что им жить? Неумный директор посоветовал переходить с мяса на пирожки с ливером. Обстановка накалялась, на следующий день уже огромная толпа, к которой примкнули многие горожане, собралась у горкома. Чем кончилось, известно. Была вызвана армия, пули, выпущенные поверх голов «бунтовщиков», попали в детей, которые влезли на деревья. Пролилась кровь. События приняли трагический оборот».
Бориса вызвали телеграммой в часть. О том, что дальше было, родители рассказывали, знакомые и соседи.
«На площади, по официальным данным, погибли 26 человек, 87 получили ранения, - продолжает он. - Сколько на самом деле, неизвестно. Трупы родным не выдавали. По улицам ходили танки, действовал комендантский час. Под суд за массовые беспорядки попали больше ста человек, семерых приговорили к смертной казни и расстреляли. Всех, кто был замечен в критике власти, вывезли в поселения в Средней Азии. Вернуться домой людям разрешили при Леониде Брежневе».
Кстати, генсека, над которым принято смеяться, по словам Берендюкова, в народе уважали за военное прошлое.
О чём говорил Солженицын?
Ещё одна интересная деталь биографии Берендюкова - знакомство с Александром Исаевичем Солженицыным.
«Познакомились в 1971 году в Ленинграде, - обьясняет Борис Николаевич, - в доме дальней родственницы по донской линии Марии Акимовны Асеевой. Отец её был профессором горного института, лауреатом Сталинской премии, и сама она о корнях не забывала, знала много историй из прошлого, собирала архив. Я был увлечён темой казачества, жадно её слушал. В доме у тёти радушный приём встречали самые яркие персонажи того времени. В их числе Александр Исаевич. Уже вышел (в 1962-м) и успел стать редкостью номер журнала «Новый мир» с его рассказом «Один день из жизни Ивана Денисовича».
О многом мне «рассказала» фотография автора, внутреннюю боль я читал в глазах. В жизни он показался таким же, человеком тёртым и разочарованным. Воевал, срок отбывал, непризнанием бит. Собеседник эрудированный и умный, но вспыльчивый, нетерпимый к противному мнению. Эта непримиримость и изгнала его из страны. До сих пор считаю его личностью, переросшей своё время. Он правду открывал, а её - неприятную, пугающую - не принимали.
Мария Акимовна обладала сокровищем - частью архива Фёдора Дмитриевича Крюкова. Немало экспертов - историков и литераторов именно его считают настоящим автором «Тихого Дона». Много десятилетий эту версию оспаривают. (Единства мнений нет до сих пор). Как бы то ни было, интересовались архивом многие, и КГБ, и от Шолохова гонцы приходили, деньги огромные предлагали. Главной интригой, конечно же, был вопрос авторства. Разобраться хотел и Солженицын. Несколько лет спустя, уже за границей, он опубликовал «Стремя «Тихого Дона»» - книгу о загадках романа, вошли в неё и материалы, полученные у Асеевой. «Опубликовал и нашёл возможность мне передать. Я был тронут, - говорит Борис Николаевич. - Дарственной надписи нет - не просто так. Нельзя было пересылать в СССР литературу. На словах мне передали напутствие Александра Исаевича: «Читай, анализируй, делай выводы!»
Нельзя геополитические интересы ставить выше народных - люди правителям этого не прощают.
Так кто же автор «Тихого Дона»? В «Стремени» нет готовых ответов, и Берендюков однозначного ответа не даёт.
«Я видел рукописи Крюкова, датированные 1916 годом. В тексте имена: Аксинья, Григорий... Скажу так. Если бы не было Крюкова, то не было бы и книги. С другой стороны, если бы не Шолохов, не было бы «Тихого Дона». Заслуга обоих в том, что мы наслаждаемся великой литературой», - говорит он.
Заслуга Берендюкова, которой он не козыряет, в том, что год хранил рукопись Солженицына после его отъезда в эмиграцию.
«В лучших традициях диссидентства, - смеётся Борис Николаевич. - Не мог он вывезти собственные архивы без риска, что в них заглянут и отправят за антисоветчину в другом направлении. Тонкие листочки прятал дома, в надёжном месте. Потом со мной связался доверенный, забрал. Запрещёнку вывозили / ввозили наши врачи и инженеры, которые бывали в командировках в других странах».
Зачем хранить память
Живёт Берендюков в Армавире. Квартира - как библиотека: полки, стеллажи, шкафы трещат от папок, рукописей, книг. Главная тема его многолетних (с 1970-х) исследований - наследие Фёдора Крюкова. Материалы готов передать под надёжное хранение, но интереса особого к ним нет. Таково свойство человеческой памяти - она уходит. Борис Николаевич старается память укоренить. В краеведческих статьях, в лекциях.
«Всегда говорю: берегите документы родственников, - настаивает Борис Николаевич. - Клочок бумаги может оказаться важным историческим документом. Для чего хранить, зачем нужны воспоминания и архивы? Чтобы ошибки прошлого не повторять. Хорошо бы, большие руководители их учитывали. Возвращаясь к событиям Новочеркасского бунта, приведу такой случай. Вскоре после тех событий знакомая продавщица сообщила маме, что в магазин внезапно завезли масло и всё-всё-всё. Мама пошла за покупками, прилавки ломились. Следом вошёл Анастас Микоян, первый заместитель главы правительства СССР, приехал с госкомиссией разбираться в причинах бунта. Спросил, довольны ли люди, и пообещал, что такое изобилие будет всегда. За руку здоровался. Мама вспоминала, что ладонь у него была мягкая, голос ласковый.
Комиссия уехала и... продукты исчезли. Мы весь мир кормили тогда: Африку, Бразилию, Кубу, страны соцлагеря. Огромная ошибка - ставить геополитические интересы выше народных. Нельзя укреплять международные связи, развивать вооружение за счёт продовольственной программы. Каждому руководителю надо думать о том, как улучшить жизнь людей. Оглядываясь в прошлое - брать в будущее лучшее. Ну и, конечно, выполнять обещания».