На территории Краснодарского края находится около семнадцати тысяч объектов культурного наследия. Большая часть – памятники археологии, от эпохи палеолита до позднего средневековья. В этом гордость и специфика Кубани.
В одном из исторических центров России, в Ярославской области, их в четыре раза меньше.
Накануне завершения сезона полевых раскопок наши корреспонденты побывали в археологической экспедиции Эрмитажа.
Археолог Его Императорского Величества
Если вам доведется в летнюю пору лететь на небольшой высоте над кубанскими степями, вы увидите, что их желтое поле буквально усеяно безупречно круглыми зелеными холмами. Это курганы, сохранившиеся со времен глубокой древности. Не отличается от собратьев и курган, что расположен в Мостовском районе рядом с хутором Северным, недалеко от станицы Костромской. Специалисты называют его эталонным.
Нет учебника по истории или археологии, где бы не упоминался Костромской курган и его открыватель Николай Иванович Веселовский. Профессор Петербургского университета, старший член Российской археологической комиссии и член-корреспондент Императорской академии наук, он прославился своими исследованиями на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков.
Востоковед и археолог, Н. И. Веселовский был одной из ярчайших фигур своего времени. Достаточно сказать, что профессор вел раскопки и стал автором первых научных описаний выдающихся историко-архитектурных памятников Самарканда. Но по-настоящему прославили имя Веселовского исследования степных древностей Причерноморья и Предкавказья. Открывая археологические памятники на кубанской земле, Николай Иванович передавал находки в государственные хранилища. Ныне они находятся в музеях Кембриджа, Москвы, Петербурга, Тбилиси, Одессы, Симферополя, Керчи, Новороссийска и Краснодара.
Особая страница биографии Веселовского связана с Анапой, где он стал создателем местного музея, ныне получившего всемирную известность как археологический заповедник «Горгиппия». Так что имя профессора известно не только специалистам. Результаты же его работ до сих пор играют огромную роль в исследованиях истории древних племен Прикубанья. Безусловно, очень важны его научные обобщения, но не менее – разработки методики раскопок древних памятников, его непосредственная работа по их охране.
Судьба была благосклонна к Николаю Ивановичу. Но особенно удачным стал 1897 год. Именно тогда, раскапывая Костромской курган, или, как его еще называют, Большой Разменный, профессор обнаружил, что скифы со-
орудили его на насыпи еще более древнего некрополя. Кочевники воздвигли деревянный шатер, вокруг которого расположили 22 убитых боевых коня.
Экспедицией Веселовского были найдены чешуйчатый панцирь из бронзовых и железных пластин, четыре железных наконечника копий, колчаны со стрелами и другие предметы. А наиболее значимой находкой оказался железный щит.
Вернее, украшающая его золотая бляха – оберег в виде оленя. Он застыл на века в позе, называемой летящим галопом, и был признан искусствоведами и учеными всего мира одним из самых ярких шедевров «звериного стиля» скифского искусства. Эта фигурка ныне стала эмблемой Эрмитажа, где она и хранится.
По пути Веселовского
Спустя сто один год на этом месте или где-то рядом стояли два археолога: Наталья Волкодав из Краснодара и Татьяна Рябкова из Санкт-Петербурга. Они двигались по следам Веселовского в поисках Костромского кургана…
Открывшаяся картина буквально ошарашила.
Поразила высоким небом, степным простором, чересполосицей курганов и тем, что было в этом пейзаже нечто космическое. Может быть потому, что Скифия, на землях которой они находились и которая в свое время простиралась по всему степному поясу Евроазиатского континента, тоже была фантастически велика?
– Первый курган, на который мы взобрались, значившийся в описи как Разменный, оказался не тронутым рукой археолога, – вспоминает ныне Татьяна Рябкова. – А потом увидели эти два холма, которые буквально царили над местностью. Подошли ближе, а перед нами характерные траншеи времен экспедиции Веселовского.
Никто не знал, где копал профессор.
Сам он описывал место так: «В верстах двенадцати к северу от станицы Костромской по хребту вдоль старой почтовой дороги группами расположены курганы. В одном из них, называемом Разменным, раскопаны пять насыпей». Вот и все сведения, что дал Николай Иванович.
Так в 2008 году археологи определили место будущей экспедиции. И вот уже два лета копают, повторяя пройденный известным археологом путь.
– Зачем? Спустя столетия науке необходимо иметь более точную информацию об этом памятнике. Он был первым из «раскопанных» на Кубани и потому представляет глубочайший научный интерес. В любой отрасли все-таки есть точка отсчета. В археологии – это Костромской курган.
– Так обосновывают специалисты уникальность экспедиции Эрмитажа. – Это свое-образное «повторение пройденного» позволяет доисследовать памятник в соответствии с ныне существующими методиками и правилами. Результатом станет виртуальный макет древнего кургана.
Маркеры вечности
Во времена Веселовского открытые им курганы называли Разменными – видимо потому, что эти земли находились в пределах станицы Костромской. Рядом с ней – станица Ярославская. Вот и произвели когда-то казаки обмен землями для выпаса скота.
Костромской холм не единственный в окрестностях. Чуть дальше находятся возвышенности, называемые Межевыми. Но они тоже рукотворны. Значит, разные народы на протяжении тысячелетий хоронили здесь своих предков. Уже сама курганная насыпь была для них сакральным местом.
Для арийских племен круг и квадрат являлись символами потустороннего мира, потому и надмогильные насыпи выполнялись в виде этих геометрических фигур. Но в южных степях они чаще были круглыми. Наверное поэтому, в здешних местах существовало и другое поверье, согласно которому курган воспринимался как живот матери – Земли. Туда помещали тело в позе зародыша, в надежде, что он когда-то возродится.
А еще в те эпохи курган выполнял роль своеобразного маркера – знака, свидетельствующего о том, что данные земли принадлежат определенному племени. Мертвые как бы стерегли мир живых. А те, в свою очередь, чтили своих предков.
«Земля хранит память», – издавна утверждают простые люди. Наверное, ты инстинктивно постигаешь эту истину, стоя на вершине Костромского холма.
Привет из бронзового века
Приехали мы в Мостовский район для участия в экспедиции Эрмитажа буквально за час до завершения полевого сезона–2010. Это всегда суматошная пора. На этот раз вдвойне. Накануне вечером было обнаружено погребение, не замеченное Веселовским. И эта неожиданность спутала все карты. То, что находка должна быть соответствующим образом изучена, – аксиома для археологов.
Но и сроки командировки незыблемы. Даже железнодорожные билеты были приобретены еще в Петербурге. Так что археологам, как говорится, только гостей-журналистов не хватало до полного счастья. Но, давши слово, – держи! Петербуржцы свято соблюдают нашу договоренность о визите, проявляя завидную выдержку и искреннюю любезность.
Мы стоим на желтом грунте. Это глина с карбонатными вкраплениями, которые иногда называют белоглазками. Грунт образовался здесь семь – восемь тысяч лет назад. Археологи копают до этого уровня, который называют материком.
Он дает абсолютно чистую геологическую картину.
Желтая дорога разрезает холм пополам, ровно на ширину ходки бульдозера. Это та его часть, что «просеяна» исследователями. По бокам – бровки. Они отделяют пространство, которое еще ждет своих исследователей. Бровки строго вертикально уходят вверх и блестят на солнце словно зеркало. По ним, в зависимости от залегания, определяется хронология находок.
На полосатом срезе холма читается его «биография»: какая часть была первоначальной, какая – более поздней, подсыпкой. Следы погребения отмечены более темным грунтом.
Во времена Веселовского была совсем иная методика. Раскапывали не весь курган, а лишь его небольшой по площади центр. Но тоже пробивались до «материка» и извлекали погребение. Это экономило время и силы, но приводило к потере ценных находок. Впрочем, и тогда, и сейчас действовало правило: чем глубже копаешь, тем дальше уходишь в глубь истории. Но у Рябковой и ее коллег есть еще одна дополнительная цель – зафиксировать следы профессора.
Вот на бровке – желтая полоса. Знак того, что там находилось то самое скифское захоронение, откуда и были изъяты Веселовским оберег в виде оленя и прочие сокровища. Под ним находилась более древняя катакомба – погребение эпохи «средней бронзы». Его тоже извлек Веселовский.
Но недаром, видимо, бытует среди педагогов заповедь: хороший ученик должен идти дальше учителя.
Спереди на периферии холма сохранилась ненарушенная часть насыпи. В ней Татьяна Рябкова вместе с коллегами и раскопали еще одно погребение, не замеченное Веселовским.
Яма – ниже уровня желтого глинистого грунта. В ней человеческие останки. Их предварительная датировка – середина бронзового века. Более точно определят в лабораториях Эрмитажа. Но так или иначе погребенному здесь человеку около пяти тысяч лет.
Уйти, чтобы вернуться
Я заглядываю в глубину ямы, соблюдая осторожность, чтобы глина не осыпалась с ее краев. Ведь археологи фиксируют положение скелета с почти бухгалтерской точностью. Бульдозер между тем уже буквально завис над пятачком, где едва помещаемся мы с археологами и покойник в своей могиле.
Передо мной то, что осталось от человека – ровесника египетских пирамид. Он лежит на правом боку головой на юг. Европеоид.
– Богатырь?
– Нет, ростом ниже любого из нас, – разбивают археологи сегодняшние представления о людях древности.
Приглядевшись, я замечаю стеклянные бусинки. Они оказались долговечнее естества, которое когда-то украшали. Белые и зеленоватые, непрозрачные. По мнению археологов, они очень высокого качества даже по меркам той эпохи. Стекло было, видимо, произведено по примитивной технологии соплеменниками.
Мужчиной он был или женщиной? Это скажут ученым извлеченные челюсти, поскольку никаких иных признаков не сохранилось. Украшения тоже не могут свидетельствовать ни о поле, ни о возрасте, ни о социальном статусе. Одна к одной лежат бусинки вокруг черепа – похоже, когда-то это был расшитый головной убор. Череда бусин вокруг шеи и кистей рук – наверное, бусы и браслеты.
Но и на эти вопросы точный ответ дадут зимой лабораторные исследования. А пока Татьяна Владимировна бережно собирает стекляшки пинцетом, параллельно комментируя свои действия. Вдруг она останавливается. Ее пинцет зажимает бусину совсем другого цвета – черного.
– Иной и материал. Скорее всего, это гагат, – предполагает Татьяна. – Греки считали его черным янтарем. Откуда он здесь? Тоже загадка. Но до сих пор народы Кавказа приписывают гагату магические свойства и используют его как оберег. Вообще же появление потребности в украшениях из натуральных камней уходит в совсем другую древность. И если в окрестностях не было ничего подобного сердолику или янтарю, то пользовались стеклом. Оно с течением веков становилось все более прозрачным и все более прекрасным…
Бульдозер рычит, напоминая об оплаченном времени, которое не терпит. Ведь кости должны быть аккуратно сложены в могилу и вновь покрыты пятиметровым слоем земли, словно и не было вторжения ученых. Смерть требует покоя – таково правило археологов. Или, как говорит Татьяна Владимировна: «Нужно уважать и эту часть существующего мира».
На бруствере сложено то немногое, что будет изъято и доставлено в Питер.
– Это череп, посыпанный сверху красной минеральной краской – охрой, – объясняет мне археолог экспедиции Настя.
– Красный цвет – символ возрождения жизни. Цвет крови, огня и солнца. Посыпая своего усопшего охрой, древние верили, что дают ему шанс возродиться. Кстати, эти представления до сих пор живы. Мы красим пасхальные яйца алой краской, и даже гроб зачастую оббиваем кумачом. Перед нами одно из первых проявлений этой символики…
Но вот изъято и все остальное, что должно отправиться в Петербург. Без громких слов и каких-либо экстравагантных профессиональных обрядов археологи завершают свой полевой сезон.
Соблюдая лишь одно нерушимое правило: уходя, необходимо оставить все, как было до вторжения. Вновь сделать курган частью ландшафта. Поэтому бульдозер возвращает пласты земли на их исконное место. Ученые называют этот процесс консервацией памятника. Он необходим, чтобы можно было вернуться следующей весной, застав холм в неприкосновенности.
Оставшиеся загадки
Из обители мертвых, где мы провели утро, вновь возвращаемся в мир живых. В нескольких сотнях метров от раскопа находится радиотеле-ретрансляционная станция. Ее вышка, как примета XXI века, возвышается над курганами.
Сотрудники во главе с главным инженером Алексеем Павловичем Коротько «курируют» экспедицию, третий год облегчают нелегкий быт современных «кочевников от науки». Вот теперь и мы сидим в одной из комнат станции и беседуем. Это своеобразная передышка. Нам – перед дальней дорогой, археологам – перед сборами в путь.
– Романтическое представление об этой профессии явно преувеличено. На мой взгляд, в ней больше от бухгалтерии.
– И да, и нет, – с полуоборота включается в разговор Татьяна Владимировна. – С одной стороны, это романтика, потому что мы соприкасаемся с древностью. А люди так устроены, что их всегда влечет прошлое. Именно его даль и дает нам шанс понять нас самих, сегодняшних. С другой – это дотошная скрупулезность как необходимое профессиональное качество.
И чем ты дотошнее – больше фотокадров сделал, срезов зачистил, чем ты чище «вывел материк» – тем лучше. Для тебя. Для конкретного памятника и для науки в целом. Ведь мы реконструируем прошлое.
Действительно, нынешняя, третья по счету, экспедиция на Костромской курган была самой щедрой на находки. Но и самой крупной, если учесть объем работы. Прорыта траншея 60х80 метров. Значит, вскрыто и зачищено 480 квадратных метров земли.
Плюс – исследована западная бровка. Получается огромный объем вытащенной и вновь уложенной почвы. Подсчитать усилия ученых, затраченные только на эту «грубую» работу, не представляется возможным. В экспедиции же было изначально только 12 сотрудников. Завершали ее шесть человек.
На неквалифицированной «лопатной» работе помогали студенты исторических факультетов Кубанского и Пермского государственных университетов (особая благодарность хорошему человеку и грамотному специалисту Николаю Чернину из Краснодара) и трудные подростки из Петербурга (педагогическая составляющая традиционна для всех экспедиций Эрмитажа).
Брать же на работу местных разнорабочих не принято по разным причинам. В более «тонких» операциях петербуржцам помогали коллеги из Краснодара и Ростова-на-Дону. Те, кому удавалось вырваться на несколько дней в Мостовский район. Ими двигали корпоративная солидарность и любопытство, свойственное любому «поисковику».
– Ну а находки?
– Во-первых, теперь мы точно убедились, что это и есть тот самый знаменитый Костромской курган, – отвечает Татьяна Владимировна. Даже усталость не может скрыть ее радость и гордость. – Во-вторых, обнаружено нетронутое погребение. Это, по нашим меркам, почти счастье. В-третьих, нашли много фрагментов керамики. Склеим их в лаборатории и тогда сможем определить культовую принадлежность этих сосудов. Явно, что они ранние меотские. Значит, местное население лепило эти горшки.
– А загадки остались?
– Более чем. Например, во всех учебниках по археологии сообщается, что скифы воздвигли на насыпи более древнего кургана деревянный шатер, который потом сожгли. Вокруг него и расположили 22 убитых коня. Но тогда на месте шатра осталась труха или зола. Мы же обнаружили там лишь два столба. Николай Иванович писал, что на этом месте была сооружена площадка для сожжения покойника и его лошадей.
Но никаких останков он там не фиксировал. И это тоже одна из проблем. Может быть, это был кенотаф (условное захоронение). Человек погиб где-то на чужбине, а ему соорудили такой своеобразный памятник на родовых землях. Для этого он должен был быть героем. Мне хочется так думать.
В следующем году мы исследуем центральную часть насыпи. Может быть, она даст ответы на вопросы: кто же все-таки насыпал курган, и как была построена деревянная конструкция? В этом году были найдены 18 лошадиных черепов. Их зубы взяты на анализ. Сколько еще останков лошадей скрывают нетронутые части насыпи, пока тоже не знает никто.
Я же надеюсь, что мы найдем их ненарушенные останки.
И еще. Петербургские ученые нынче копают в Туве памятник «Аржан-2». Уже известно, что и там и здесь встречаются одинаковые элементы в погребальном обряде. Дальнейший сбор материалов и их анализ должны установить, кому принадлежат курган и подсыпка на нем – пришлым или местным народам.
– И это будет вклад…
Не успеваю я сформулировать свой вопрос, как Рябкова уже отвечает:
– В мировую науку. Ведь только тогда мы узнаем все тайны Костромского кургана.
На этом стоило поставить точку. Если бы не одно но…
Знаете, почему профессор Веселовский вынужден был, оставив другие адреса, взяться в спешке за исследование этого кургана? Потому что до Императорской археологической комиссии дошли сведения о грабежах здешних памятников. Времени на раздумья у ученого не оставалось: он должен был успеть раньше тогдашних «черных копателей» найти сокровища древности. Так что проблема сохранности культурного наследия возникла не в наши дни.
Накануне отъезда, казалось бы, сбылась мечта археолога Рябковой.
В палаточный лагерь экспедиции пришли какие-то люди. Поинтересовались, как дела и что ищут ученые. Узнав о конских захоронениях, один из пришельцев вынул из кармана уздечку – предмет упряжи предскифского времени, в хорошем состоянии.
– Откуда взяли? – всполошились петербуржцы.
– Выпахали на ближайшем поле, – объяснили гости.
Чувствовалось, что это не самая дорогая для них находка. По всему было видно: они из тех, кто бродит вокруг с металлоискателем, собирая дань с нашей общей истории. Но вырванный из контекста предмет перестает быть артефактом, становясь, хоть и драгоценной, но только вещью.
Можно и нужно ужесточать наказание для подобных кладоискателей. Но пока все кубанцы не осознают, что память – главное достояние и беречь ее – патриотический долг каждого, угроза будет висеть над нашим наследием. В том числе и над «эталонным» курганом.
Вместо послесловия
Из разговора с руководителем управления по охране, реставрации и эксплуатации историко-культурных ценностей (наследия) Краснодарского края Натальей Волкодав.
– У археологов Кубани полевой сезон теперь в начале осени не заканчивается. Ведь основная масса исследований проводится не на бюджетные деньги. Она проходит в зонах так называемого хозяйственного освоения и связана с охранно-спасательными работами. В крае ведется колоссальное строительство нефте- и газопроводов, не говоря уже об объектах Олимпиады. Археологи раскапывают площадки, где расположены объекты наследия, готовя их под новое строительство. Так что полевой сезон продлится как минимум до нового года.
– Это плюс или минус для сохранения наследия?
– Для науки – плюс. Работы финансируются заказчиком, как это продиктовано 73-м Федеральным законом «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации». Археологи, исследуя, сохраняют памятники. Все находки передаются в музейный фонд. Пишутся отчеты, книги и статьи –
идет накопление знаний. Минус – для археологов. Им приходится вести земельные работы в экстремальных погодных условиях.
– Объектом исследования становятся не только районы с заведомо высокой концентрацией памятников?
– Только в Имеретинской долине, в окрестностях Сочи, в ходе проектирования объектов Олимпиады было выявлено 16 памятников. Среди них – средневековые поселения, предположительно адыгских племен. Есть участки с античными слоями, и даже христианский храм X века. Он давно находится в руинах. Олимпийское строительство его коснулось косвенно. Но сейчас, после наших многочисленных писем, Институт археологии РАН будет вести на свои средства исследование данного объекта.
– Нынешний год дал уникальные, особо ценные находки?
– Безусловно, в этом контексте стоит упомянуть могильник «Артющенко-2». Он находится в Темрюкском районе близ одноименного поселка, прямо на берегу Бугазского лимана. Там много лет ведет исследования экспедиция Петербургского института истории материальной культуры под руководством Сергея Кашаева. Это античный могильник с сохранившимися сырцовыми гробницами.
Там найдена уникальнейшая чернолаковая фигурная керамика. Находки такого уровня обычно экспонируются в Эрмитаже. С этим и связаны проблемы охраны. Еще в позапрошлом году сотрудники правоохранительных органов задержали машину с грузом, в котором находились и предметы из «Артющенко-2». В этом году Кашаев составил акт об обнаружении характерных следов того, что по могильнику ходили с металлодетектором. Известно, что не у всех археологов есть такие приборы.
Составленный акт направили в милицию. Оттуда ответили, что нарушитель был задержан и понес наказание в виде административного штрафа. Факт же того, что он вел грабительские раскопки, не установлен. Действительно, античные некрополи не имеют внешних признаков. Поэтому милиционеры, выехавшие на место, решили: памятников там нет. Хотя могли и должны были обратиться к специалистам. Они имеются не только в краевом управлении, но и по соседству – в Таманском музейном комплексе. То, что это не делается, наша общая беда.
– А какие проблемы существуют во взаимоотношениях органов самоуправления и защитников культурного наследия?
– Памятники – это не только объекты археологии. На территории всех муниципальных образований имеются объекты военной истории и монументального искусства. Это братские могилы, различные мемориалы и стелы, монументы В. И. Ленину и т.д. Большинство из них сделаны из гипса, оштукатуренного кирпича и прочих недолговечных и не очень презентабельных материалов. Но они хранят память о различных этапах нашей истории. До 1991 года такие объекты находились на балансе колхозов, совхозов, заводов и школ.
Теперь они бесхозны, хотя по-прежнему внесены в реестр культурного наследия. И потому муниципалитет или, по его поручению, организация, учреждение или хозяйствующий субъект должны выдавать нам охранные обязательства. Работа продвигается, но достаточно медленно.
Это неполное соблюдение норм, прописанных в 131-м Федеральном законе. Органы местного самоуправления в ряде районов так и не могут определить балансодержателей памятников. Краевая прокуратура возбудила ряд дел по этому вопросу. В Щербиновском районе уже состоялось судебное разбирательство с понуждением об определении балансодержателей памятников монументального искусства и военной истории. Но стоит ли доводить дело до суда? Не проще ли соблюдать свои обязательства перед государством?
– Давайте вернемся к археологии. Ведь курганы распахиваются буквально у нас на глазах.
– В основе этой проблемы – несовершенство российского законодательства. Начнем с того, что на курганах земледелие не запрещено законом. Оно и не может быть запрещено в таком сельскохозяйственном крае, как Кубань, при наличии у нас их колоссального количества.
Законодательно определено, что памятники археологии, в отличие от всех других, являются исключительно государственной собственностью и отчуждению не подлежат. Но закон гласит, что «памятник археологии и земельный участок, на котором он расположен, находятся в гражданском обороте раздельно». Значит, если подобный участок отводится в частную собственность или под использование, должно быть прописано какое-то обременение, по которому собственник или пользователь берет на себя обязательства по сохранению данного объекта. Это означает, что он не имеет права ни пахать, ни строить на этом месте.
Можно производить, например, выпас скота. Вместе с тем в законе не написано, что вид использования объекта должен быть согласован с государственным органом по охране памятников. Подобная процедура необходима лишь при проведении строительных, мемориальных, землеустроительных и иных хозяйственных работ
Археологическая экспедиция ищет волонтёров для участия в раскопках 
Китайские археологи нашли почти три тысячи статуй Будды 
Археологом может стать каждый 
Под Анапой археологи нашли самый древний зубной протез