Чтобы изменить ход войны и человеческих судеб, понадобилась всего 21 минута. 21 минута нервов, стремления, бесстрашия. Это не сценарий к современному блокбастеру. Удивительный побег десятки русских ребят вошел в историю Великой Отечественной войны.
Главным героем этой истории является Михаил Иванович Девятаев. По национальности – мордвин. В бедной деревенской семье он был тринадцатым ребенком. В 16 лет, впервые воочию увидев самолет, решил стать летчиком. В 1939 году – стал им.
Война настигла Михаила под Минском. 23 июня он впервые участвовал в воздушном бою, 24-го – сбил первый вражеский самолет.
К 1944 году пилот-истребитель Девятаев был награжден тремя боевыми орденами и сражался в прославленной дивизии генерала Покрышкина.
13 июля «мордвин» (таким был его позывной) был сбит. Бой шел за линией фронта, и очнулся Михаил уже в плену.
– Бежать, во что бы то ни стало бежать! – это была первая ясная мысль, которая пришла к Девятаеву.
К концу 1944 года фашисты испытывали острую нужду в рабочей силе.
Девятаева направили сначала в лагерь смерти «Заксенхаузен», а потом в его филиал на острове Узедом.
Но прежде чем продолжить повествование, нужно пояснить, что же это был за остров, расположенный к северу от Берлина, в волнах седой Балтики.
Побег из ада
В 1936 году всех жителей острова выселили, чтобы создать «заповедник Геринга». Здесь возник гигантский центр по разработке программы ракетного вооружения. Возглавлял его Вернер фон Браун.
Над созданием оружия нового поколения трудились 36 профессоров, 8000 специалистов и 16 тысяч узников нацистских концлагерей.
Авиационное подразделение, осуществлявшее испытания новейшей техники, возглавлял тридцатитрехлетний ас Карл Хайнц Грауденц. Он летал на «Хейнкеле-111», украшенном вензелем «Г.А.» – Густав Антон.
Работая в аэродромной команде, учитель истории Никитенко (так назвался в плену Михаил) стал «нащупывать» единомышленников. Осторожно обронил мысль о побеге, намекнув, что среди них есть опытный летчик.
Теперь узники стали внимательно примечать детали. Скоро заметили, что начальственный «Г.А.» летает чаще других. Сразу же после посадки его начинали готовить к следующему вылету. Значит, он более других подходит для захвата.
– Степень риска понимали все. Сам я считал, что удача – один шанс из ста, – позже вспоминал Девятаев. – Но отступать мы уже не могли. Многократно прокручивая план побега, мы настолько свыклись с мыслью «в обед хлебаем лагерную баланду, а ужинаем дома, среди своих», что уже верили в это как в данность.
7 февраля решили: или завтра или никогда.
А следующий день был морозным и солнечным. В полдень, когда всем положено было обедать, «Г.А.» на виду охранявших базу истребителей зениток ПВО и мощной службы СС, как-то неказисто, сделав сначала несколько попыток оторваться от бетонной полосы, а потом, едва не разбившись на взлете, поднялся в воздух и исчез за горизонтом.
На месте его парковки остались лишь чехлы от моторов и тележка с аккумуляторами. Именно их обнаружил Грауденц некоторое время спустя....
В то утро обер-лейтенант Грауденц, наскоро пообедав в столовой, приводил в порядок в своем кабинете полетные документы. Внезапно зазвонил телефон:
– Кто это у тебя взлетел как ворона? – услышал обер-лейтенант грубоватый голос начальника ПВО.
– У меня никто не взлетал...
– Я сам видел в бинокль – взлетел, кое-как, «Густав Антон».
– Заведите себе другой бинокль, посильнее, – вспылил Грауденц. – Мой «Густав Антон» стоит с зачехленными моторами. Взлететь на нем могу только я.
...Обер-лейтенант Грауденц прыгнул в автомобиль и через две минуты был на стоянке своего самолета…
Разобраться с ЧП на остров прилетели Геринг и Борман. Сначала в угоне заподозрили профессионалов из Британской военной разведки. Ведь именно Лондон «накрывали» взлетавшие с Узедома «Фау-2».
Но вскоре было обнаружено тело немецкого солдата – охранника группы военнопленных.
Срочное построение выявило отсутствие десяти узников. Все они были русскими. Выяснилось, что один из них – не учитель Никитенко, а летчик Девятаев.
Свои мы, братцы, свои…
Оказалось, что вся операция заняла двадцать одну минуту. Во время каждой из них побег и жизнь его участников висели буквально на волоске.
О приближении фронта сигнализировал плотный зенитный огонь. Вдруг задымился правый мотор «Г. А.». Значит, нужно немедленно садиться. Артиллеристы 61-й армии с дороги, ведущей к линии фронта, видели, как неожиданно на поле юзом сел немецкий самолет.
– Фрицы! Хенде хох! Сдавайтесь! – кинулись бойцы. Но, подбежав, остановились в ошеломлении. Десять призраков-теней в полосатых робах, со следами крови и грязи, сквозь слезы еле слышно шептали: «Братцы, братцы, мы свои!».
В расположение части их несли на руках. Ни один из беглецов не весил более 40 килограммов.
– На обороте полетной карты я написал, кто мы, откуда бежали, где до войны жили. Перечислил имена: Михаил Девятаев, Иван Кривоногов, Владимир Соколов, Владимир Немченко, Федор Адамов, Иван Олейник, Михаил Емец, Петр Кутергин, Николай Урбанович, Дмитрий Сердюков, – рассказывал Михаил Иванович.
На тот момент это был единственный документ беглецов. Вскоре появились и другие. Например, «Справка о приземлении немецкого самолета «Хейнкель-111» и о задержании экипажа в количестве 10 человек», подписанная начальником Отдела контрразведки «Смерш» 61-й армии.
Полковник Мандральский сообщал: «Допросы задержанных – Девятаева и других – ведем в направлении их принадлежности к разведывательным органам противника».
Были выяснены биографические данные. Самым старшим оказался 35- летний Михаил Емец, бывший инструктор РК ВКП(б), родом из Полтавы.
Самыми младшими – еще подростками, угнанные немцами в Германию Владимир Немченко из Белоруссии, Николай Урбанович из Сталинградской области и Дмитрий Сердюков, уроженец Кубани.
Иван Кривоногов, горьковчанин, был лейтенантом, остальные – рядовыми. В плен попали в самом начале войны.
Допросы были жесткими и в основном – по ночам. Двое суток не кормили. На третьи, после выяснения обстоятельств побега, им, теперь советским заключенным, принесли сухарей и кипятку.
Офицеров – Девятаева, Кривоногова и Емца – куда-то увезли. Остальным дали месяц карантина, потом направили в штрафную роту, бросив на форсирование Одера.
Первым погиб, уйдя на дно чужой реки, Володя Соколов. Потом перестали приходить «треугольнички» от Коли Урбановича. У стен Берлина встретили свою смерть Петр Кутергин, Дмитрий Сердюков и Владимир Немченко.
Запоздалое признание
Долгие годы был куда менее известен следующий факт. В сентябре 1945 года Девятаева срочно затребовали на остров Узедом в распоряжение некоего Сергея Павловича Сергеева. Это был псевдоним конструктора Королева, к которому все обращались не иначе как «товарищ полковник».
В то время Королев разрабатывал реактивный двигатель для нового типа самолета в ОКБ спецтюрьмы при Казанском мотостроительном заводе. Время и начальство «подгоняли», но для того, чтобы сдвинуться с мертвой точки, ему был необходим «ключ» к секретам немецких конструкторов.
Кто-то рассказал Королеву о летчике, угнавшем фашистский самолет, настолько оснащенный радиоаппаратурой, что без него дальнейшие испытания «Фау-2» были невозможны. Недаром же Гитлер причислил беглеца к своим личным врагам.
Девятаев с Королевым осматривали то, что всего полгода назад было высокотехнологическим центром. Нашлись даже детали и целые узлы, из которых потом в Казани собрали «фау».
– Я пока не могу вас освободить, – сказал на прощание, с нотой горечи в голосе, Королев.
Девятаева отправили на лесоразработки в лагерь под Брестом, а потом, в звании младшего лейтенанта, – «дослуживать» в артиллерию.
Демобилизовавшись, Михаил вернулся в Казань, где долго не мог найти работу. Потом все-таки устроился мотористом на одно из воинских суденышек.
Михаил Девятаев и слыхом не слыхивал, что детали и узлы, найденные в затопленных цехах, способствовали тому, что в начале 1948 года на полигоне Капустина Яра была запущена советская ракета Р-1, – почти точная копия «Фау-2».
За три года СССР догнал не только Германию, но и США.
В 1957 году Советский Союз запустил на орбиту первый искусственный спутник, получив возможность донести ядерный заряд в любую точку земного шара. Этот шаг советской науки сопровождался всеобщим ликованием. Он нашел отражение и в судьбе наших отважных героев.
Завеса тайны с их подвига, если и не была полностью снята, то во всяком случае – приоткрыта. Девятаеву в столице по настойчивому ходатайству Королева вручили Золотую Звезду Героя Советского Союза.
Доброе имя было возвращено и его соратникам. Награждены, хоть и более скромно, оставшиеся в живых участники героической десятки.
Конец Узедома
На острове, на том месте, где оторвался от земли «Хейнкель-111», установлен гранитный обелиск. Девятаев, который за свой подвиг сначала был заключен в лагерь для военнопленных, а потом получил высшую награду Родины, и его сотоварищи внесены в Книгу рекордов Гиннесса.
Эти события многократно описаны, а скоро будут экранизированы. Казалось бы, что еще можно добавить?
– Самый важный аспект этого подвига оставался неизвестным. Рассказать о нем – такова была последняя воля Девятаева, – поведал заместитель редактора Книги памяти Татарстана Михаил Черепанов.
Он был последним журналистом, который беседовал с Михаилом Ивановичем незадолго до его смерти.
Для разговора Михаил Девятаев выбрал годовщину побега – 8 февраля 2002 года. Тогда, видимо, и истек срок его подписки о неразглашении.
Итак, они, Девятаев и его собеседник, вновь возвращаются в февраль 45-го.
Интенсивные бомбежки союзников продолжаются с 1943 года. Но ракетный центр словно заколдован: эффективность налетов минимальна. Ущерб же, наносимый «фау» Лондону, столь велик, что Черчилль подумывает о выходе из войны.
Разведка донесла данные о том, что именно 7 февраля немецкие ученые считают возможным экспериментальные полеты завершить, поставив производство «фау» на поток. Значит, не совсем эфемерной была надежда Гитлера на «оружие возмездия».
Кто знает, сколько бы еще продлилась Вторая мировая война, если бы не случайность – побег легендарной десятки!
Оказывается, в ходе первых же допросов Девятаев не только поведал, где находились пусковые установки и цеха по сборке ракет, – он подробно обозначил их на карте.
Ведь недаром Михаил Иванович был прикомандирован именно к той команде, которая и маскировала эти объекты.
Глядя на чертежи, генерал-лейтенант Белов, командовавший 61-й армией, схватился за голову. Никто не подозревал, что на самом деле объект располагался в 200 метрах от кромки моря и был замаскирован под мирный лесок.
Деревья крепились на специальных платформах, которые при угрозе налета укрывали ракеты. Через неделю массированный налет, наконец-то, уничтожил секретный центр.
Именно в этом видел сам Девятаев смысл своего подвига. То ли в шутку, то ли всерьез Михаил Иванович утверждал, что звание Героя он получил не за мужество и боевые заслуги, а за вклад в развитие советского ракетостроения.
Ясно же одно: побег отважных военнопленных стал той случайностью, которая изменила картину послевоенного мира.
Жди меня
Иван Олейник – родом из Анастасиевской Славянского района Краснодарского края. 31 марта 2010 года здесь был праздник – открытие мемориального знака «Побег из ада».
В этот день здесь вспоминали всех, кто ушел на войну, кто сложил голову за Родину. Три тысячи своих молодых мужчин послала Анастасиевская на войну. Вернулось лишь пятьсот. А уж сколько их сегодня осталось – по пальцам можно перечесть.
Имена героев-анастасиевцев и тех, кто пал в марте 1943 года при освобождении станицы и прорыве проходившей поблизости фашистской Голубой линии, начертаны на мемориальных стелах.
Гранит обелиска нежно гладит ладонью крупная красивая женщина. Это Милания Ивановна, дочь солдата Ивана Олейника. Ей было три месяца, когда отца провожали в армию. Поэтому она вспоминает о нем со слов матери и земляков.
Иван в свои двадцать достиг многого. Несмотря на небольшое образование (всего четыре класса) вся станица уважала его как грамотного, добросовестного заместителя заведующего мельницей. Он от природы обладал инженерной смекалкой.
Вся станица страдала от отсутствия керосина и вынуждена была возить воду с речки тележками. А в доме Олейника имелся бассейн для воды. Он пристроил какой-то аккумулятор, поэтому дом освещался электричеством. Казалось, Иван был полон энергии. До работы (от Анастасиевской до Славянска – 15 км) всегда ходил пешком.
– И еще он был активным комсомольцем и очень порядочным человеком, – рассказывает пожилая землячка. – За рабочих стоял стеной…
Я слушаю ее и в который раз думаю: как бы могла сложиться судьба столь талантливого человека, если бы не война?!
Иван встретил ее в Украине, проходя обучение в полковой школе. Окруженный взвод не смог пробиться к своим, и сержант Олейник начал партизанскую борьбу: засады на дорогах, минирование рельсов, налеты на небольшие гарнизоны противника.
Но в одной из стычек Иван был ранен и попал в плен. Его мать парализовало, когда в дом пришло извещение «пропал без вести».
Во время оккупации внимание фашистов привлек «справный» дом Олейника. В нем поселился какой-то крупный чин, выбросив в подвал и старуху, и ребенка.
– Потом станицу освободили наши, и стали возвращаться домой искалеченные солдаты, – рассказывает Милания Ивановна. – Кто-то пустил злой слушок: мол, Иван, наверное, за границу убежал.
Но никто из знавших отца в это не верил. А в феврале 1945 года пришло от него письмо: «Здравствуйте, мои дорогие, кто получил это письмо! Это я, Иван Олейник, обращаюсь к вам с большой просьбой: сообщите срочно, живы ли мои родители, жена, дочь.
Мы бежали из плена на самолете, по нам били зенитки. Я получил небольшое ранение, и малость контузило. Бежал 3 раза, и все-таки на четвертый получилось. Да с какими ребятами! А главное, со мною еще два земляка.
Теперь, мама, я не один: у Вас много детей, а у меня – братьев. Особенно один кубанец наш – Трофим, такой смелый, отчаянный парень. Доживем – увидите сами и убедитесь.
Где только я ни был, что только ни видел! Ну, это потом: или в следующем письме, или при встрече. Очень прошу, срочно напишите, для меня это важно.
Через две недели уходим на передовую бить этих гадов – фашистов. Я сейчас нахожусь в госпитале. Еще раз прошу: не поленитесь, кто-нибудь ответьте».
Я еще плохо понимала, что случилось, но запомнила все четко. Полный дом людей, плач. Мама бабушке письмо читает, а та только молчит и плачет. Значит, слышит и понимает. Мама схватила меня за руку и к фотографу. Через два дня отправила письмо и фотографию.
Получил ли их отец – до сих пор не известно. Больше вестей от него не было. А в апреле 1945 года пришло извещение «Олейник И.В. погиб 18 апреля 1945 года в д. Торино».
– Олейник погиб? Неправда! Мы с ним японцев на Курилах били! – утверждал один из земляков, вернувшись домой позже других. Ошибка? Или еще одна тайна? Ведь позже в одном из своих интервью Девятаев тоже утверждал, что Олейник погиб на Дальнем Востоке от самурайской пули.
Кому верить? Старушка-мать и после похоронки продолжала молча глядеть на дорогу до своего последнего часа.
Племянник Ивана, ныне тоже уже не мальчишка, поправляет свои награды «За Афган» и молчит.
Милания Ивановна пишет письма в редакцию популярной телепередачи 2 года, но оттуда нет ответа.
Проводник по кругам ада
Второй кубанец – Сердюков Трофим Герасимович. Таково его полное имя, зафиксированное в документах. Трофим – Тима, Дима, Демьян – по-разному сокращали его в различных обстоятельствах.
Сначала – родные и мальчишки, ровесники на хуторе Новоукраинском Гулькевичского района, откуда он был родом. Потом – товарищи по несчастью в фашистских застенках.
Семейная же история Трофима была достаточно типичной для юга России. Его отец, Герасим Сердюков, происходил из донских казаков. В Первую мировую войну благодаря смелости дослужился до офицерского звания есаула.
Говорят, не изменил клятве на верность Царю и Отечеству. Но пока сражался на различных фронтах, дома умерла его жена.
По прошествии времени Герасим женился вновь. Варвара Андронова была вдовой солдата. У нее на руках были двое детей – Максим и Анна. Вскоре в семье, один за другим, народились еще Трофим и Леонид.
Жила семья на Дону, но в 1933 г. в поисках спасения вынуждена была перебраться на Кубань.
Опухших от голода Сердюковых приютили на хуторе Родниковском, который вскоре стал составной частью села Новоукраинского.
Эти места и явились малой родиной для младших Сердюковых. Но сорок первый год взорвал мирное течение жизни. Первым ушел на фронт старший сын – Максим. В 1944 году пришло извещение, что Максим Иванович Андронов погиб в бою.
Среднего – Трофима – в армию не призвали: возрастом еще не вышел. Он рос крепким и смышленым пареньком. Характером пошел в отца – человека гордого, независимого и свободолюбивого.
Несмотря на малолетство Трофиму доверили колхозный трактор. Когда Кубань оккупировали фашисты, юноше едва исполнилось семнадцать.
Но Сердюков не испугался и не прятался. По ночам с ребятами «ходил на охоту» – так они старались навредить оккупантам. Поймав подростков, полицаи избивали их. Еще больше доставалось Трофиму, когда ему удавалось вывести из строя свой трактор, а фашистским приспешникам не хватало знаний, чтобы починить машину.
Варвара Ануфриевна его журила: мол, не следует лезть на рожон. Но юноша лишь посмеивался в ответ: «Почему я их должен бояться? Я у себя дома, а они сами к нам пришли. Пусть они нас боятся».
Вскоре Трофима вместе с другими хуторскими ребятами внесли в список на вывоз в Германию. В декабре 1942 года он был угнан вместе с Петром Миленьким, Константином Замлелым и другими.
По-разному сложились их судьбы. Константин, например, вернулся на родной хутор. Он рассказывал, что в Германии их распределили на работу к бауэрам – хозяевам. Как-то ночью к нему пришли Трофим Сердюков и Петр Миленький. У них был пистолет, и они решили уходить от немцев.
Куда?– удивился Костя. – Немцы-то под Сталинградом.
Он не пошел вместе с ребятами. Остался у бауэров, дожидаясь, пока Советская Армия освободит его из неволи. А Трофим Сердюков шагнул тогда в ночную темноту…
Вот такой портрет кубанского паренька сложился из воспоминаний земляков и родных.
А недавно пришел ответ из Германии. На запрос племянников ответила Международная служба розыска, прислав копию документа из архива военной поры. В нем со скрупулезной точностью перечисляются лагеря, в которых побывал Сердюков, под какими номерами он там содержался.
В графе «национальность» отмечено «русский», профессия – тракторист. Категория – политический профессиональный преступник.
Следующая известная нам страница биографии Сердюкова – лагерь смерти на острове Узедом.
– Мальчик худющий, но запальный. Видимо, был незаурядным человеком. Его, самого молодого из заключенных, запомнили все, – так Девятаев описывает свою первую встречу с Тимой.
У этого худого до изнеможения мальчишки был куда больший опыт лагерной жизни, чем у Михаила, и он становится проводником для дяди Миши по этим кругам гитлеровского ада.
– Мы звали его Сердимой, от слова – злой, а то, что он Сердюков никто и не знал, – вспоминает ныне Эдуард Зимовец, другой заключенный лагеря смерти.
Наследники по прямой
Больше всего на свете жаждал Трофим Сердюков победы. Но не дожил до нее буквально несколько дней – погиб у стен Берлина. Казалось, навечно прервалась нить его родословной. Нет!
У самого младшего из братьев Сердюковых Леонида родились два сына – Михаил и Сергей. Именно им и достался тот дух достоинства и независимости, что передавался из поколения в поколение казаков Сердюковых.
О подвиге Трофима мальчишки узнали, когда подросли. Книгой Девятаева зачитывались будучи школьниками.
Наверное, именно тогда и родилась в душе одного из них – Михаила – страсть к истории и изучению биографий людей, которые и составляют величие и славу России.
Братья основали предприятие. Оно их, конечно, не превратило в олигархов, но кое-какую прибыль дает.
На первые полученные средства Сердюковы приобрели церковные колокола. Потом родилась идея «Аллеи российской славы».
В кадетских корпусах и воинских частях устанавливают они скульптурные изображения великих русских святых, полководцев, государственных деятелей, ученых и литераторов.
Во Владикавказе был установлен бюст А. С. Пушкина взамен разбитого во время боевых действий, а в Цхинвале – памятник офицеру Ветчинину, отдавшему жизнь во имя мирного неба над Южной Осетией. Вот такой наглядный урок культуры и патриотизма дает Михаил Сердюков при полной поддержке брата Сергея.
– Так случилось, что мой ближайший родственник стал участником героических событий. Но до сих пор очень мало известно, кто были эти люди, – говорит Михаил. – Мы должны восстановить историческую правду и рассказать о их судьбе.
О том, что память о Великой Отечественной войне и ее героях действительно становится национальной идеей – не прерогативой государства, а личным делом и долгом отдельного человека- гражданина.
Вглядись внимательно в прошлое, и окажется, что история, как полотно из отдельных ниточек, сложилась из судеб, подвигов и конкретных имен твоих родных, близких, земляков. И Великая победа станет дороже и ближе. Как факт твоей личной биографии.
В Краснодарском крае завершился фестиваль авиации 
Зрелищное авиа-шоу пройдет весной на Кубани 
На Кубани пройдет международный фестиваль частной авиации