Примерное время чтения: 5 минут
1344

«Не жалели детей, избивали стариков». Три истории из жизни «под немцами»

Сюжет Война глазами детей
Во время оккупации Кубани немцы расстреливали тех, кто больше не мог работать.
Во время оккупации Кубани немцы расстреливали тех, кто больше не мог работать. Госархив Краснодарского края

Февраль на Кубани и в Адыгее – месяц особенный. В феврале 1943 года в активную фазу вступила военная операция по освобождению территорий от фашистских захватчиков. Когда в аул Гатлукай пришла Красная армия, Саферу Хуаде было всего восемь лет. С лета 1942-го мальчик жил «под немцами», аул Гатлукай оказался в числе оккупированных населённых пунктов. «Пережитое запечатлелось в памяти настолько отчетливо, что не отпускает до сих пор», - говорит Сафер Хуаде. Самыми яркими эпизодами он поделился с «АиФ-Юг».

Как граната стала игрушкой

«Оккупация еще не началась, а со мной уже приключилось несчастье. В августе 1942-го я потерял кисть руки, - рассказывает Сафер Хуаде. - Шли бои, это было страшное и опасное время. А мальчишки же любопытные, пронырливые. Из дома на улицу не выпускают, но разве пацана удержишь? Я выскользнул и – о чудо! Нашел недалеко от дома, посреди дороги, ручную гранату. Конечно же, подобрал! Граната стала моей игрушкой. Но ненадолго. Взорвалась прямо в руках.

Наши солдаты отвезли меня в передвижной госпиталь, в соседний аул. Меня прооперировали. А уже через сутки госпиталь стал экстренно готовиться к эвакуации. Натиск фашистов был слишком силен, Красная армия не могла его сдержать и отступала. Меня забрали домой. Я мог умереть, потерял много крови. Но в ауле был аксакал, знахарь. Благодаря ему я пошёл на поправку и выкарабкался. Спасибо.

Потом, уже «под немцами», когда начал забывать о ранении, я снова чуть не погиб. И по той же дурацкой причине – из-за мальчишеской тяги к мужским атрибутам.

Меня избили до полусмерти за то, что хотел подобрать с земли брошенное немцем старое лезвие. Немец бил меня беспощадно, а потом достал пистолет и хотел застрелить. К счастью, крики мои услышала мама. Уж так сильно плакала она, кричала, закрывала меня собой… Вымолила пощаду».

«Стреляли в Сталина, а досталось нашим»

«Ушли наши, - вспоминает Сафер. - А один боец, азербайджанец по фамилии Мамедов, остался. Не успел и не сумел уйти со всеми – он плохо ходил, потому что сильно обморозил ноги. Он прятался у нас дома.

Я помню, как он показывал фотокарточку своей семьи, и сам подолгу её разглядывал. Там были изображен он сам, его жена и их дети. Наверное, боец предчувствовал, что едва ли снова увидит родных. Немцы бедолагу, увы, обнаружили, отволокли в огород и там расстреляли.

В то время фотографии были большой ценностью. В каждом доме были «парадные» портреты, служившие главным украшением интерьера. Как у всех, у нас тоже на стене они висели – семейные и как было принято, членов правительства. Когда фашисты вошли в наш дом, то пустили по портретам автоматную очередь. Стреляли в Сталина, а больше досталось нашим. Некоторые портреты оказались безнадежно испорченными. А фотография, оставленная расстрелянным бойцом, уцелела. В нашей семье она долго ещё хранилась».

Надсмотрщик погонял людей как скот

«До сих пор у меня в ушах их возгласы: «Яйка, млеко!». Они были беспощадные, как варвары, - рассказывает Сафер Хуаде. - Шуровали по дворам и брали всё более-менее ценное. У кого была корова, установили оброк: отдавать каждый день полтора-два литра молока.

Свой штаб они разместили в здании школы. Созвали туда всех на сбор и объявили, что жить мы будем по новым законам, которые принесла немецкая освободительная армия. Все жители аула должны трудиться для немецкой армии. Заготавливать сено, ремонтировать дорогу от поселка Сливного до хутора Молькино и ухаживать за лошадьми, которых они привели в колхозную конюшню. Самой тяжелой из всех повинностей была работа на дороге. Надсмотрщик подгонял людей кнутом, как скот. Однажды за опоздание на несколько минут немецкий унтер избил 70-летнего старика. У адыгов неуважение к старшим равнозначно преступлению. Накипевшее возмущение аульчан было так сильно, что они договорились подкараулить и убить этого немца, а тело спрятать. Но старики не разрешили этого делать, ведь поплатиться жизнями мог весь аул, от мала до велика.

В январе 1943-го ударили морозы за минус 20. Конюшню надо было утеплять. Самую неприятную и сложную работу выполняли аульчане, родственники которых имели отношение к советской власти. Наиболее гонимыми были семьи Зачерия Мешвеза - секретаря райкома ВКПС(б) и Юсуфа Хуаде – председателя народного суда и Гиссы Тлехаса - работника райисполкома, ушедшего в партизанский отряд «Ворошиловец». Неудивительно, что в числе тех, кому не повезло, пришлось в лютую стужу идти и обмазывать стены кизяком, оказалась жена Гиссы.

К вечеру мальчик заболел, а через два дня умер. Люди побоялись прийти на похороны сына партизана.

В тот же день, поскольку жена Тлехаса не принесла молока, полицай сам отправился за оброком. Пришел, а хозяйки нет, только двое маленьких детей. Полицай так орал, что старший мальчик сильно перепугался, побежал в конюшню за матерью в чем был, в одной рубахе. Без шапки, без обуви… по снегу.

К вечеру мальчик заболел, а через два дня умер. Люди побоялись прийти на похороны сына партизана. Как убитая горем женщина справилась с погребением, лучше не представлять. И уже на следующее утро в дом Гиссы Тлехаса снова пришли и полицай, и староста. Полицай - с требованием молока, а староста с приказом отправляться на обмазку конюшни. Когда вернулись наши, несчастная женщина с младшим и уже единственным её сыном, ушла от нас жить в другой аул».

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно


Опрос

Из каких источников вы узнаете новости?

Ответить Все опросы

Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах