«Снова я включил компьютер и пишу, как могу, с ошибками. Не писать для меня невозможно. Если мы будем стесняться писать, то моя любимая газета не сможет рассказывать правду», - это строки из письма нашего читателя Якова Ароновича Матиса.
Обязан рассказать…
«Я уверен, с ошибками пишет 70% тех, кто вырос в тридцатые годы. Как я, они не смогли или не успели получить образование. А я, вдобавок родился хоть и в СССР, но - немцем, в немецком поселении, где все говорили по-немецки. Нас теперь осталось очень мало и нужно успеть рассказать о том, что мы помним. Конечно, не каждому в 91 год дано пользоваться компьютером. Мне было 78, когда я познакомился с ним. Благодарю Господа, что еще дает мне память, чтобы писать. Скоро придет тот час, когда старые люди уйдут в мир иной, и рассказывать о тех событиях будет некому.
Вновь всплывает перед взором прошлое. Память хранит все так ясно, но до бумаги донести ох, как трудно. И тем не менее о своем заключении в лагере Ивдель я написал подробно. Но и после освобождения многое было непросто, чудом выжил. Первое время я находился «под наблюдением», такая была установка НКВД. С клеймом «преступник» я был, как собака на привязи. В любое время ждал ареста. Быть униженным и подчиняться - другого выхода не было. Мучил вопрос: какое будущее ждет меня? Смотрели на меня косо, я ходил подавленный. А было мне 22 года, самый расцвет. Молодость взяла свое. Полюбил русскую девушку Валентину, а она ответила взаимностью. Один на один с враждебным миром, я должен был принять осознанное решение о создании семьи. Ведь отныне на меня ложилась вся ответственность за ее судьбу. Уповая на Господа, я решение принял…
Как год, так у нас ребенок. Из-за плохого питания у жены не было молока. Детки как один искусственники. Молоко и манную крупу купить невозможно, нужно ехать из деревни в Новосибирск, но «преступнику» кто разрешит? Я в то время работал скотником. После утренней дойки возил на быках молоко на приемный пункт. Очень я боялся вновь оказаться в лагере. Но… Отъехав на безопасное расстояние, набирал тайком молоко в литровую фляжку и бросал в снег. Жена знала в каком месте искать. Мороз 35 градусов. И она, бедная, выжидает, чтобы никто не увидел, как она забирает фляжку, чтобы сварить кашу.
Маленькие дети дома кричали: «Кушать, кушать хотим!» Соски не было. Вместо нее марлевая тряпка, в которую завязывали жевку (жеваный хлеб, кашу, что найдется). И ребенок стихает, пока эту тряпку сосет. Второй наш ребенок - мальчик - умер. Не сумели его сохранить.
«Ермошей» и два «питона»
Время шло своим чередом. Поставили меня в кузницу молотобойцем. Сил почти не было, я еле мог поднять молот. Кузнец дядя Коля заметил мою слабость. На другой день я был уже конюхом. Мог незаметно набрать зерна в карман! Сварили, пропустили через мясорубку, напекли лепешек. Это уже была поддержка! Но беда, я сильно боялся лошадей. Страх оправдался. Однажды жеребец взбрыкнул и поломал мне несколько ребер. Врача не было. Затянули мне ребра накрепко, вот и все лечение...
Начальник сказал: «Ты немец! Откуда мне знать, а вдруг ты воевал против нас, а теперь задумал взорвать ферму вместе с коровами и доярками?» Взяли меня на испытательный срок и снова на самую тяжёлую работу. Думали, не выдержу, сам уйду. Не вышло. Работал я хорошо, а это всегда ценится.
Однажды меня попросили запрячь жеребца. Я вынес хомут, седло, вожжи и чересседельник. Я даже не знал, всю упряжь я вынес или нет. Жеребца седлать надо было «драчливого», а я ведь уже получил по рёбрам… Вспомнил молитву, которую слышал от мамы: «Передай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит». Запрягал, и пот с меня тек ручьями. Управляющий, фамилия его была Голубец - строгий, но добрый. Рассмеялся: «Да ты, Яша, когда-нибудь запрягал коня?» - «Нет, Михаил Андреевич, в первый раз». - «Ты хомут надел неправильно, задом наперед. Смотри и запоминай». Я все запомнил, и на следующий день он меня похвалил: «Правильно».
Голодно было невыносимо. И случилась радость. Комендант разрешил поехать в Новосибирск за продуктами. Мама написала список, что купить. Город большой, незнакомый. Шел я, шел и увидел большой дом. Читаю: «Консерватории». Мама просила купить консервы. Ага, думаю, нашел! Людей - никого. Думаю, как хорошо, не надо стоять в очереди! Дверь громадная, тяжелая, еле открыл. Сидит старуха, вяжет носки. «Бабуля, где здесь можно купить консервы?» - «Вы ошиблись!» - «Как? На здании написано: «Консерватории». - «Правильно! Слышишь, идет репетиция, готовят концерт». Я, облитый краской стыда, оттуда вылетел. Встретил старика. «Дедушка, где консервы купить?» - «Вон, за углом». Купил. Достал список. Нужно искать, где продают батоны. Нашел. «Вас обслужить?» - «Да! Дайте, пожалуйста, два питона». - «Питонами не торгуем, молодой человек». - «Как? Вот же, на витрине…» Вермишель тоже в списке, спрашиваю: «Есть в продаже ермошей?» - «Ермошей? Это вам, наверное, в хозяйственный нужно». Но вижу, на витрине лежат. Показал пальцем. Продавщица смеялась. Так я в тот день краснел и краснел…
Жестокие университеты
В 1965-м стало свободнее. Мы решили с женой поменять климат. Из студеной Сибири переехали на Кубань. В том году было так тепло, что зимой снег ни разу не выпал! Такое было для нас чудо! Природа встретила радушно, но люди - враждебно. На работу в МТФ № 2 имени 22-го партсъезда меня приняли со скрипом. Начальник сказал: «Ты немец! Откуда мне знать, а вдруг ты воевал против нас, а теперь задумал взорвать ферму вместе с коровами и доярками?» Взяли меня на испытательный срок и снова на самую тяжелую работу. Думали, не выдержу, сам уйду. Не вышло. Работал я хорошо, а это всегда ценится. Вышло так, что вскоре поставили меня заведующим. Несмотря на мои трудности с языком! Все-таки люди меня понимали, а я - их.
Но нет у меня обиды на русских. Русский народ очень душевный. Все народы мира хорошие, нет плохих. Не надо только забывать, что быть хорошим, жить по совести важно стараться каждому из нас.
Как-то было большое совещание. Мне дали слово, чтоб рассказал, как добиваюсь успехов, как ферма стала передовой. Я сказал, что ни в одной отрасли труда, исключая только уход за детьми, не требуется такого внимания и любви к делу. Первый секретарь райкома на это ответил: «Спасибо Якову Ароновичу за его «профессорское» выступление».
Много пережито... И действительно, воспитательницей и учительницей мне была сама жизнь. Жестокими были мои университеты. Но нет у меня обиды на русских. Русский народ очень душевный. Все народы мира хорошие, нет плохих. Не надо только забывать, что быть хорошим, жить по совести важно стараться каждому из нас. Только лишь братство и добрые взаимоотношения могут сохранить мир. Остро ощутил я это, живя в Германии. Как-то нас с супругой навестила родственница. Стала корить за то, что выписываем русскоязычные газеты. Рассуждала: «Мы живем в Германии, а значит, все прошлое и русский язык надо забыть!» Жена ей ответила: «Как можно забыть, где мы родились? Как может не заботить происходящее там? Как только русская газета пришла в наш дом, мы ее тотчас разбираем на страницы, прочитываем их и тут же меняемся. Потому что спешим узнать новости».
Когда из Германии мы с Валентиной приехали в Россию проведать своих, так вышло, что не пришлось нам уже вернуться. Тяжело заболела моя жена. Умерла у меня на руках 7 сентября 2013 года. На кладбище в Абинске ее могила. Я не захотел и не смог от нее уезжать. Не так важно, где ты живешь. Главное - рядом с кем».
«Не стреляйте в прошлое!» Ученый о том, что разделяет граждан России 
Завещание «казачьего діда». Исследователь о последних годах Федора Щербины 
Военная тайна. О чем нельзя было писать на фронт? 
«Мы никого не убьем!» Как немецкий солдат сдержал на войне свое обещание