Прятался на чердаке 17 лет. Военная история двух соседей: героя и дезертира

Как известно, на войне есть место подвигу, но и трусость нередко проявляет себя. Эту нестандартную историю, в которой переплелись судьбы героя и труса, редакции «АиФ-Юг» рассказала Нина Моисеевна Алексеева, почётная жительница станицы Марьянской Краснодарского края. Герой – это Алексей Пивень, станичник, потерявший на войне обе руки. А трус… О нём подробно - в нашем материале. Оба жили в станице Марьянской. Нина Моисеевна поделилась историей, основываясь на воспоминаниях их родственников и ветеранов войны, хорошо знавших и героя, и того, кто ему противопоставлен.

Очнулся в госпитале - рук нет

«Был 1943 год. На железнодорожной станции «Краснодар-главный» стояли эшелоны. Два с ранеными, в одном из них находился Алексей Пивень, потерявший в боях на Голубой линии левую руку, и ещё один эшелон с боеприпасами, - рассказывает Нина Моисеевна. - Опасное соседство! Утром 30 мая в небе появились немецкие бомбардировщики. Один за другим заходили в пике, сбрасывая смертоносный груз на станцию. Рвались бомбы, боеприпасы, горели вагоны... Раненые, кто в состоянии, выскакивали, метались по перрону, по путям.

Лежачие больные заживо сгорали, погибали от осколков. Выскочив из вагона, Алексей побежал в привокзальный скверик. И тут почувствовал, будто чем-то тяжёлым ударили его по правой руке. Бежал в горячке, а рука болталась, словно на ниточке, хлестала кровь, заливая одежду. Добрался до скамейки и потерял сознание.

Очнулся в госпитале. Вместо рук - обрубки, туго замотанные бинтами. Спустя несколько дней мать Алексея, Прасковья Ивановна, получила письмо. Почерк незнакомый. Из госпиталя сообщали, что сын тяжело ранен в обе руки. Материнское чутьё подсказало: случилась беда. Помчалась она в Краснодар, разыскала госпиталь, припала к груди единственного сына. Сначала пропал без вести муж, Гавриил Лукич, и вот теперь Алёша… Как голубь с оторванными крыльями. В 19 неполных лет.

Тёплый летний вечер. На углу улиц Шевченко и Кирпичной станицы Марьянской, где вечерами собиралась молодёжь, стоял Алексей в окружении парней, бледный от потери крови, с забинтованными культями. Девушки помахивали перед ним веточками акации, отгоняя комаров. Было не до песен, все старались заговорить с Алёшей, как-то отвлечь его. Будто стесняясь своего состояния, он скупо улыбался, но на вопросы отвечал охотно. И только по глазам можно было догадаться, что творилось в его душе. Гурьбой проводили Алёшу домой.

Эту сцену, из укрытия на чердаке, наблюдал сосед Алексея - Степан. На чердаке он прятался от глаз людских. Вернулся он домой ещё до прихода немцев, переждал, пока станицу покинули наши, а затем объявился. С немцами не сотрудничал, работал в поле и жил, как все. Перед приходом Красной Армии снова забрался на чердак. Дезертир понимал, что по законам военного времени его могли расстрелять».

«Не жалели детей, избивали стариков». Три истории из жизни «под немцами» Подробнее

Сломаться было легко, но уберегли родные

«На чердаке Степан скрывался долгих 17 лет, - рассказывает Нина Алексеева. - Соорудил лежанку, проделал лазы в сад; днём своего укрытия не покидал. Одев халат жены, во двор выходил ночью. То скамейку сделает, то дверь поправит. Прасковья Ивановна недоумевала, неужели это Дарья, вдова Степана, плотничает: слышен стук топора, поскрипывание рубанка. Спросить соседку не решалась - Дарья нагловатой бабой была. Когда ей надо привезти дров - нахрапом добьётся у бригадира лошадей, и пусть попробует отказать. «Вот как вы заботитесь о семьях погибших, да был бы мой Степан…».

Но и другие соседки удивлялись: как можно, Дарья уехала в степь, а печь не гасила, из трубы дымок вьётся. На что та отвечала: «Набросала листьев, пусть себе тлеют, ничего не случится».

Степан потом рассказывал, что за 17 лет не раз у него возникло желание выйти на свет, объявиться, покаяться, но стоило ему заикнуться об этом, Дарья вставала на дыбы - нет и нет! Ей выгодно было держать в доме работящего затворника - мужа, а у того противиться не хватало духу. Он уже боялся не только родной жены, каждого стука. Жизнь проходила мимо: без него восстановили школу, реставрировали Дом культуры, построили новое здание правления, засадили тополями солонцы.

А тем временем

«Утром мама или сестра Дуся умывали Алёшу, одевали, кормили. Он выходил во двор, где, о прошлой жизни ему напоминало всё: копна сена, которую он складывал, скамейка, которую соорудил. Постепенно он привыкал к своему положению, научился открывать дверь, набирать воду из колодца, придерживая шест сгибом левой культи. Не сразу, но приловчился открывать ворота, выходил за станицу. Там кипела жизнь: люди работали, собирали подсолнух и кукурузу, заготавливали сено. Таких, как он, потерявших на войне руки, ноги, было много. Некоторые посчитали себя выброшенными из жизни, выпрашивали милостыню. Многие нашли утешение в вине. Сломаться было легко. Но рядом были мать и сестра. Отчий дом заменил Алёше и санаторий, и пансионат.

Едва зажили раны, он стал подумывать о работе. Его взяли ночным сторожем в телятник. Мать укладывала еду в сумку, и он, повесив её на шею, отправлялся на ферму. Потом попросился в пастухи. Это была выборная должность, ответственная, требовала согласия всех владельцев скота. Если корова отбилась, отвечает пастух, с него спрос. Алексею поверили. Нелегко было Алёше. Там, где напарнику (тоже инвалид без одной руки) достаточно щёлкнуть кнутом, чтобы завернуть строптивое животное, Алёше приходилось догонять корову или быка, подталкивать плечом».

Выкрал из штаба фашистов. Как 6-летний мальчик дважды спас советское знамя Подробнее

Прожил недолго, ушёл незаметно

«В доме Степана готовились к свадьбе, - продолжает Нина Алексеева. - Дочь после школы уехала в Краснодар, познакомились с городским парнем. Отгуляли свадьбу в городе, затем гурьбой в Марьянскую. Дарья не поскупилась, выставила закуску, самогон. Степану подала на чердак, пусть и он выпьет за молодых.

Дверь в комнату, где чинно усаживались гости, была открыта, Степан хорошо всё видел. Когда провозглашали тост за жениха и невесту, тоже выпил. Место, где по праву должен был сидеть он, отец, занял кто-то другой. Возмутило его, когда Дарья предложила выпить за мужа со словами: «Царствие ему небесное». Степан хотел было крикнуть: «Здесь я, живой!». Но лишь наполнил дрожащей рукой стакан.

Гости засобирались, надо было успеть на автобус. Дом опустел. Степан слез с чердака, сел за стол, обхватив голову руками. И не заметил, как дверь распахнулась. На пороге стоял жених, забыл что-то. Несколько секунд они оторопело смотрели друг на друга - бородатый, заросший мужик и парень, ставший ему зятем. Первые мысли у парня: вор! Жених бросился к мужику, схватил за грудки, повалил на пол.

Пытаясь сгладить вину перед людьми, он ушёл в полевую бригаду и лишь изредка появлялся в станице.

Сбежались люди - охи, вздохи... Приехал милиционер, проводил Степана в район. Через несколько дней он вернулся. Судить его не стали, сказали: «Ты своё отсидел». Первым делом Степан пришёл к соседу Алексею, за жизнью которого наблюдал в щёлочки. Склонил перед ним голову, тряс пустые рукава, и по его лицу катились слёзы. «Прости меня, Алёша. Знаешь, я хотел вылезти ещё тогда, когда увидел тебя первый раз. И всё это – она», - выматерился в адрес Дарьи. Соскучившийся в работе, а скорее - пытаясь сгладить вину перед людьми, он ушёл в полевую бригаду и лишь изредка появлялся в станице. Там он постепенно приходил в себя, но полного доверия ему завоевать не удалось, особенно у вдов. Прожил после недолго, из жизни ушёл незаметно.

Легко сдаться, покориться судьбе. И нужно иметь мужество, чтобы жить полноценно и гордо. Это удалось инвалиду без рук. С этим не справился здоровый физически.

А Алексей продолжал работать. Стаж заработал: и здоровому хватило бы для выхода на пенсию. Мать ему заменила миловидная жена - и няня, и хозяйка в доме. В уважении и согласии Алексей и Паша прожили почти 50 лет. У них выросли работящие дети - дочь Лида и сын Пётр, а теперь уже есть взрослые внуки. В станице его знали, пожалуй, все. Людское уважение, почёт и внимание поддерживали в нём силы. Не был он одинок, не затерялся в этом мире, прожил долго. Алексея Гавриловича не стало в 1999 году, но память о нём жива до сих пор».